— Там полиция, обыскивают дом.
— Что?
— Они проверяют все места, где появлялся Леон.
— Я сыт по горло этим дерьмом, — прорычал Бирк-Ларсен. — Это наш дом.
— Тайс…
Он оборвал звонок.
— Что случилось? — спросил Скербек.
Машина впереди наконец тронулась.
— Ничего такого, с чем я бы не справился.
У них ушло еще десять минут, чтобы добраться туда. Три оперативника в штатском, которых он раньше не встречал, занимались гостиной на первом этаже — выворачивали на пол строительный мусор из черных полиэтиленовых мешков.
Бирк-Ларсен ворвался в комнату, встал посередине, держа руки в карманах, с лицом чернее тучи.
Копы оглянулись на него.
— Вы не имеете права тут находиться. — Взмах удостоверением. — Мы работаем.
— Это мой дом.
— Ваша жена дала нам ключ.
Бирк-Ларсен ткнул большим пальцем в сторону двери, посмотрел на каждого из них и сказал:
— Вон отсюда.
— Мы должны обыскать дом, — возразил один из копов.
— Убирайтесь! — заорал Скербек.
Полицейский вытащил из кармана листок бумаги. Он был молод и худощав — как и остальные двое.
— У нас есть ордер.
— Плевать мне на ваш ордер.
Он сделал два шага вперед. Трое копов отступили.
— Вы должны покинуть дом, — опасливо сказал оперативник с ордером.
— Вы уже нашли Леона? — крикнул Скербек. — Нашли хоть что-нибудь? Это дом, понимаете? Для вас это хоть что-нибудь значит? Имейте уважение…
Из подвала прибежал еще один полицейский:
— Там никого.
— Хорошо, — сказал молодой коп. — Мы придем в другой раз.
Бирк-Ларсен покачал кулаком перед его лицом:
— Не приближайтесь к нам, пока не пообщаетесь с адвокатом! Поняли?
Копы ретировались. Скербек сбегал вниз, что-то проверил, вернулся в гостиную:
— Они там не сильно нагадили, Тайс.
Бирк-Ларсен едва слышал его. Его трясло от ярости и чувства полной беспомощности.
— Можем подготовить комнаты для мальчишек, — добавил Скербек. — Я уже вынес кучу барахла на днях из подвала.
— Что за барахло?
— Ну, жалюзи там. Сантехнику сломанную. — Скербек сунул руки в карманы, посмотрел на него. — Тот вонючий старый матрас. Зачем детям на это смотреть.
Еще одна телестудия. Еще один раунд дебатов с Поулем Бремером.
Хартманн готовился в своем кабинете, с помощью Мортена Вебера подбирал одежду для эфира. На этот раз акцент не на молодости: сдержанный серый костюм, безупречно белая рубашка, темный галстук.
Хартманн посмотрелся в высокое зеркало в гардеробной кабинета. Обратил внимание на утомленное лицо Вебера за своей спиной.
— Есть ли у нас шансы победить во вторник, а, Мортен?
— Чудеса случаются. По крайней мере, ходят такие слухи.
— Ну как?
Вебер нахмурился при виде галстука, велел сменить на более яркий.
— Что думает Риэ?
— Я тебя спрашиваю.
— Если Бремер споткнется, его голоса достанутся тебе. Иногда выборы не столько выигрывают, сколько проигрывают. Теперь в скачках участвуют только две лошади. Меньшинства, как обычно, грызутся между собой, никто не собирается забирать у нас голоса ради них. В любом случае решится все в последнюю минуту, это точно. Так что… — Он еще раз оглядел Хартманна уже с новым галстуком. — Так что будь спокоен, не делай ошибок, и будем надеяться, что на этот раз на айсберг наткнется он, а не мы. — Вебер выжидательно посмотрел на Хартманна. — Я думал, ты хотя бы притворишься, что доволен моей нехарактерно оптимистичной оценкой наших шансов.
Хартманн рассмеялся:
— Я доволен! Правда, Мортен. Просто этот проходимец Салин вывел меня из себя с этой кассетой.
Вебер улыбнулся — натянуто.
— Кто-то забрал ее из пункта охраны, — продолжал Хартманн. — Потом кто-то прятал ее. Кто-то следил за тем, чтобы на Сторе-Конгенсгаде никто не появлялся. Можешь спросить Лунд.
Вебер наблюдал, как он поправляет узел галстука. Потом кивнул.
— Почему бы просто не выкинуть это из головы? — сказал он.
— Потому что нам слабо. Послушай, ты сам не свой — что с тобой?
— Ничего. Я проверял журналы учета. Единственный пакет, который в тот день был отправлен отсюда, посылала Риэ. Куда или кому — не указано. Я уверен, это была обычная корреспонденция, ничего особенного.
Рубашка была только что из упаковки, с этикеткой на пуговице. Вебер принес маникюрные ножницы, перерезал и вытащил нитку, потом передал ножницы Хартманну.
— Вот, воспользуйся ими по назначению, Троэльс. Люди сейчас на все обращают внимание.
— Риэ отправляла пакет? И она же занималась бронированием квартиры.
— Ой, да выкинь ты это из головы. Ну, не было никаких заявок на бронирование.
— Вместо квартиры мы арендовали другие помещения. И это тоже делала Риэ?
— Я не знаю и не хочу знать. У нас есть проблемы поважнее. — Лицо Мортена Вебера прояснилось. — Но у меня есть и хорошая новость.
— Какая?
— Бремер только что уволил Филлипа Брессау. — Вебер пожал плечами. — Понятия не имею за что. Брессау один из лучших в его команде. Я бы не хотел потерять такого человека за шесть дней до выборов.
Хартманн никак не мог сосредоточиться.
— Ты отлично выглядишь, Троэльс, — сказал Вебер. — Улыбайся в камеру, сохраняй спокойствие. Иди размажь этого старого пройдоху.
В длинном коридоре, на пути к лестнице, выложенной коричневой плиткой, Хартманн ответил на звонок.
— Троэльс! Вы просили позвонить.
Это был Салин.
— Да. Я поговорил с юристами, Эрик. Мы привлечем к суду лично вас, если вы напечатаете свои домыслы. И вашу газету.
В ответ смех:
— Я же пытаюсь помочь вам. Или до вас еще не дошло?
— Боюсь, у меня сложилось обратное впечатление.
— Вы не похожи на идиота. Так слушайте: кто-то изрядно потрудился, чтобы прикрыть вас. Может, вы об этом и не догадывались, я не знаю. Но это было сделано.
— Достаточно. Больше никаких звонков, никаких вопросов, никакого иного общения. Понятно?
Он остановился на верхней ступени широкой лестницы, под тяжелыми металлическими люстрами, у стены, почти сплошь покрытой батальными полотнами.
