— Ты мой наследник, — сказал Бремер, хмурясь. — Так что потрудись выслушать.
Возле кровати стоял табурет. Хартманн подтянул его поближе к изголовью и сел.
— Ради бога, Троэльс, не делай такого скорбного лица. Меня тошнит от твоего вида. — Снова слабый смех. — Если бы я был на твоем месте, тридцать лет назад, я бы подкрутил что надо на этой чертовой капельнице и отправил меня в ад. А корону бы забрал себе.
— Не верю ни одному слову, — сказал Хартманн и неожиданно для себя понял, что улыбается.
— Верно, — согласился Бремер. — Тогда я любил пламенные речи и угрозы, я был таким, как ты сейчас. Тоже идеалист и душа нараспашку. Потом ты получаешь то, к чему так стремился. И понимаешь… — Лицо Бремера исказила гримаса отвращения. — Понимаешь, что у тебя в руках кусок дерьма и что ты не в силах ничего изменить.
— Вам надо отдыхать.
— Отдыхать? — Его голос стал чуть громче. — Как можно отдыхать? Как можно вообще что-то делать… что-то менять… если у тебя нет власти?
— Поуль…
Глаза старика затуманились, он дышал часто и сипло. Его пальцы сжали руку Хартманна. Это было слабое и дрожащее прикосновение тяжело больного человека.
Запищал и замигал монитор над кроватью.
— Ты думаешь, ты не такой, как я, — прохрипел Бремер. — Может, ты и правда другой. Теперь все не так, как было. Я многого уже не понимаю. — Он закашлялся, поморщился от боли.
— Поуль? Что вы хотели мне сказать?
Бремер повел глазами, пытаясь сфокусировать взгляд:
— Я знаю, кто тебя защищал.
Быстрыми шагами в палату вошла медсестра, взглянула на монитор и сказала:
— Я вынуждена просить вас выйти.
Хартманн поднялся, но слабая рука Бремера все еще цеплялась за него.
— Я думал, это Риэ, но это была не она.
Старик хватал ртом воздух в очередном приступе боли. Медсестра пощупала его лоб, снова всмотрелась в монитор.
— Я послал кое-что тебе в штаб. Решай сам…
Сестра вызвала реаниматологов. В коридоре раздался топот бегущих людей.
— Вы должны уйти, — сказала она твердо, указывая на дверь.
Однако Бремер по-прежнему держал Хартманна за руку, по-прежнему на него был направлен властный взгляд серых глаз.
— Сделай правильный выбор, Троэльс. Тебе придется жить с этим, никому другому.
Вдруг по его щекам потекли слезы, черты исказил ужас.
— Думаешь, ты капитан этого корабля, — шептал Поуль Бремер сквозь боль и смертный страх. — Но на самом деле… это он правит нами всеми. — Тонкий дрожащий голос, разжимающиеся бессильно пальцы. — Троэльс…
Вокруг него забегали люди в белом, оттолкнули Хартманна, чтобы не мешал. Монитор сходил с ума. Врачи и сестры озабоченно переговаривались.
Серые глаза залил бесконечный страх, потом они сомкнулись, и Хартманна вывели из палаты.
Как во сне он вышел в больничный коридор. Из задумчивости его вывели крики — кто-то устраивал скандал.
— Но он мой старый друг! Он просил…
Троэльс Хартманн дошел до поста. Дальше Эрика Салина не пропустили. Лысый репортер тут же набросился на него:
— Хартманн! Что сказал Бремер? А? Ну же, Троэльс…
Он смотрел на человека в черном пальто, пропахшего табаком и тревогой.
— Бремер рассказал вам о том доказательстве? Он бы не стал вас звать просто так. У него оно было. Он сам мне сказал.
Хартманн остановился:
— Что вам надо?
— Бремер говорил мне, что у него что-то есть, — повторил Салин. — Итак? — Салин понимал, что проиграл, и продолжал только от отчаяния. — Что это?
Он не знает, догадался Троэльс Хартманн. Не знает, как и я.
— Доброй ночи, Эрик, — сказал он.
Брикс поехал прямо в квартиру Бирк-Ларсенов, поговорил с Лоттой, посмотрел на щенка.
— Мы пробовали дозвониться, — сказала она. — Но Тайс оставил телефон здесь, а Вагн не отвечает.
— Что сказала Сара Лунд?
— Она просто пришла и забрала мою сестру.
— Куда они поехали?
— Искать Тайса и Вагна.
— Где? — спросил Брикс.
Она смотрела на полицейских, обыскивающих гараж, на слепящие проблесковые маячки за окном.
— Лунд же тоже из полиции, почему вы меня об этом спрашиваете?
Из рации в открытой машине донесся знакомый голос:
— Они в красном фургоне с логотипом «Перевозки Бирк-Ларсена» на борту. Регистрационный номер у-э-девять-три-шесть-восемь-два.
— Лунд, — ответил ей голос дежурного, — у вас нет полномочий. Вас ждут в управлении.
— Вы можете просто объявить розыск?
Брикс пошел к машине.
— В последний раз фургон видели на Вестерброгаде, он двигался на восток, — говорила Лунд.
— Срочно приезжайте! — рявкнул дежурный.
Он взял микрофон.
— Это Брикс, — сказал он. — Я займусь этим сам.
Хартманн вернулся в ратушу и прошел к себе в кабинет. Разбитое окно было заклеено пленкой. На его столе стоял рождественский букет — остролист и пуансеттии, а сверху конверт с его именем.
Внутри была одна фотография. Он силился вспомнить, что на ней снято. Судя по всему, это было летом, на каком-то школьном мероприятии в парке. Он, улыбающийся, стоял в окружении старшеклассников. Рядом с ним была юная светловолосая девушка, она держала его под локоть и смеялась, как будто он только что пошутил.
Кровь в жилах Хартманна застыла.
Нанна Бирк-Ларсен.
В глубине кабинета послышался шорох. На диване сидел Мортен Вебер с пальто и шарфом в руках.
Он поднялся, подошел к столу, взглянул:
— Я уже собирался уходить, когда принесли это. Я думал, что нашел и уничтожил все копии. Оказывается, Бремер раздобыл где-то еще одну. Должно быть, он очень хорошо искал. Даже Эрику Салину не удалось раскопать ничего, как я понимаю.
Вебер сел напротив Хартманна.
— Это было в прошлом июле. Благотворительный забег во Фредериксхольмской гимназии, помнишь?
Хартманн не мог отвести глаз от снимка.
— Рука об руку. Глаза в глаза. Она не похожа на школьницу, ты согласен? — Вебер встал, зашел Хартманну со спины, забрал у него фотографию. — К счастью, этот кадр не попал в печать. Нанна завоевала третье место, ты вручал ей награду. Этот снимок уничтожил бы нас. И Бремер отдает нам его просто так. Видать, Бог все-таки есть. — Он отдал фотографию Хартманну, а сам вернулся на диван. — Мне сообщили, он только что перенес второй приступ. Это уже серьезно. Если Бремер не в состоянии удержать пост, он твой. Нужно подумать, как нам это обыграть…
