— Рама слушает.
Не переставая разговаривать, он прошел в гостиную с недавно отциклеванным полом и отметками криминалистов.
Она терпеть не могла, когда он говорил по-арабски, не понимала ни слова.
Еще она терпеть не могла, когда он сердился. Это случалось так редко. Он был миролюбивым, порядочным человеком. И тем не менее сейчас она слышала в его голосе гневные нотки. Прислушиваясь к словам чужого языка, она задумалась: а так ли хорошо она знает этого человека? Сколько сторон его жизни до сих пор скрыто от нее?
Жучок на телефоне Кемаля зафиксировал громкий сердитый разговор. Через сорок минут перед компьютером в кабинете Лунд сидела женщина в кремовой чадре и слушала запись. Эта женщина была дежурным переводчиком. Она записала услышанное арабской вязью, посмотрела на полицейских.
— Что он сказал? — спросил Майер.
— «Ничего не говорите. Не обращайтесь в полицию, иначе будете жалеть об этом всю свою жизнь».
— Номер определили? — спросила Лунд Майера.
— Стационарный. Где-то на северо-западе.
Они еще раз прослушали запись. На фоне голосов различался какой-то звук. Продолжительный крик. Майер поставил запись снова — медленнее и на полную громкость. Переводчица узнала звук, кивнула головой.
— Это вечерняя молитва, — сказала она.
Майер выудил нужные данные из компьютера.
— Телефон зарегистрирован на имя Мустафы Аккада. Никаких правонарушений за ним не числится. Владеет небольшим бизнесом — сдает в прокат гаражи возле вокзала Нёррепорт.
— Скажите Свендсену, чтобы привезли Аккада сюда, — велела Лунд и пошла за своей курткой.
Гаражи располагались под виадуком, в грязном, пустынном районе. Металлические двери, разрисованные граффити, засыпанный мусором проезд, смрадные дренажные колодцы.
Группу из трех техников, работавших над замком, возглавлял Янсен — в синих бахилах поверх здоровенных ботинок, с прилипшими ко лбу рыжими волосами. Шел дождь.
— Только один гараж не сдан, поэтому мы решили начать с него, — сказал Янсен.
Лунд и Майер тоже натянули перчатки и бахилы. Замок поддался усилиям техников, дверь откатили в сторону, и Майер вошел первым, Лунд за ним. Оба включили карманные фонари.
В быстрых лучах света гараж казался просто складом ненужного хлама, и больше ничем. Столы, полуразобранные двигатели, конторские шкафы, тенты, удочки, мебель…
Лунд направилась к дальней стене. Там, помимо гипсовых статуй и моделей кораблей, хранились картины в рамах; четыре самых больших живописных полотна стояли в глубине. Это была низкопробная мазня, столь любимая владельцами дешевых ресторанов. Сложены картины были как-то странно: поставленные по две в ряд и одна на другую, рамы опирались о стену под углом градусов тридцать.
Лунд смотрела и думала.
Потом подошла ближе и отодвинула от стены все четыре картины. За ними обнаружилась дверь.
Она взялась за ручку, дверь оказалась незапертой и легко распахнулась. Лунд остановилась на пороге, внимательно изучая потайное помещение, ожидая увидеть прячущегося в темноте человека.
Это помещение было меньше и более опрятно, чем первое. Два металлических стула друг напротив друга, как будто на них недавно кто-то сидел; рядом лампа на высокой ножке со шнуром, убегающим к розетке в углу.
Луч фонарика еще раз обежал стены, прежде чем она шагнула внутрь, потом задвигался по полу, пока не наткнулся на потрепанный, в пятнах широкий матрас. Поверх матраса — смятый сине-оранжевый спальник и рядом на полу пепельница.
Ближе. Возле самодельной постели лежал плюшевый медвежонок. Она опустилась на корточки, чтобы все тщательно осмотреть.
— Лунд?
Она даже не заметила, как Майер вошел внутрь.
— Лунд!
Она подняла глаза. Он нашел желтую кофточку на молнии. С пятном крови впереди. Пятно было старым, темным и большим.
Желтая, подумала она. Такой цвет мог бы понравиться школьнице. Выглядит вполне по-детски.
Час дня. Хартманн смотрел, как члены комитета проходят мимо него в зал заседаний.
— Слетаются стервятники, — сказал Вебер. — Не поворачивайся к ним спиной, Троэльс.
— От полиции есть что-нибудь? — спросил Хартманн.
— Ни слова.
— Давай тогда поскорее покончим с этим.
Войдя в зал, он заметил, что все пришедшие разбились на отдельные группы. Клики и фракции — они существуют в любой партии.
Две женщины, остальные — мужчины, в основном среднего возраста, в деловых костюмах. Партийцы со стажем.
— Это собрание созывалось экстренно, — сказал Хартманн, садясь на стул во главе стола. — Так что предлагаю не затягивать.
Кнуд Падде нервно взъерошил курчавые волосы, бросил взгляд через стол.
— Да, созыв был экстренным, Троэльс, — сказал он. — Но ситуация с прессой не терпит проволочек. Шумиха вокруг…
— Понятно, Кнуд. Будьте любезны перейти прямо к сути вопроса.
— Суть вопроса — это вы.
Предсказание Мортена Вебера, как всегда, в точку. Это был Хенрик Бигум, кто же еще. Долговязый, неулыбчивый преподаватель экономики в университете, лысый, с жестким аскетичным лицом верховного жреца. Бигум несколько раз выдвигал свою кандидатуру на выборах в городской совет и в парламент, но ни разу не прошел дальше второго круга. Он был умным человеком и преданным членом партии, но в личном общении отличался язвительностью и страстью к интригам.
— Хенрик. Очень рад вас видеть.
В зале повисла напряженная тишина.
Хартманн отложил взятую было ручку, выпрямился на стуле.
— Хорошо, слушаем вас, — сказал он.
— Мы все прекрасно к вам относимся, — произнес Бигум таким тоном, будто читал смертный приговор. — Ценим проделанную вами работу.
— Я предвижу «но», Хенрик.
— Но в последнее время разумность и честность ваших поступков вызывают сомнения.
— Чушь. Кто так считает — вы?
— Многие. Факты доказывают виновность учителя. Не отстранив его от работы, вы делаете вид, что защищаете невиновного, а на самом деле защищаете себя.
Мортен Вебер перебил его с места:
— Я не вижу этого вопроса в повестке.
— Вопрос слишком важен, чтобы отвлекаться на формальности. Второй момент. Личное дело Кемаля не было передано полиции в самом начале расследования. — Бигум обвел взглядом собравшихся, обращаясь теперь к ним, а не к Троэльсу Хартманну. — Почему? Не значит ли это, что Троэльс что-то скрывает? И третье. Из личного кабинета Хартманна произошла утечка конфиденциальной информации. Очень важной информации. И она попала в руки людям, которые могут причинить нам вред. Мы теряем поддержку. Мы теряем доверие. Теряем голоса. Ряды наших сторонников в парламенте редеют. Можете ли вы, Троэльс, утверждать, что ситуация находится у вас под контролем? Лично мне так не кажется. Никому так не кажется.
