Хартманн глотнул кофе.
— Вы свободны, — только и сказал он.
Никто не смотрел в сторону Падде, никто не произнес ни слова, только улыбающаяся Скоугор снова открыла дверь.
— Так вот зачем вы притащили меня сюда? — воскликнул Падде. — Чтобы унизить?
— Кнуд, — позвала его Скоугор, постукивая костяшками пальцев по двери. — Нам нужно продолжать собрание. Прошу вас…
Он выругался — впервые на памяти Хартманна — и тоже исчез за дверью.
— Отлично, — провозгласил Хартманн удовлетворенно. — Давайте продолжим. — Он с улыбкой оглядел лица сидящих за столом. Теперь они принадлежат ему, и никому больше. — Элизабет, прошу вас занять пост председателя взамен покинувшего нас Падде, вы не возражаете?
Она кивнула с улыбкой.
— А теперь я хочу представить вам двух наших новых товарищей.
Скоугор выглянула в соседнее помещение:
— Саньджей? Дипика? Зайдите, пожалуйста.
Молодой человек и девушка азиатской внешности, хорошо одетые, профессионалы с хорошим образованием — результат программы интеграции.
— Это Саньджей и Дипика, вы с ними уже знакомы по работе с нашей молодежной организацией, они займут освободившиеся места в комитете, — представил вновь прибывших Хартманн. — Прошу вас, садитесь. Добро пожаловать.
Когда приветствия и небольшая суматоха с рассаживанием стихли, Хартманн спросил:
— Есть вопросы? Нет? Тогда за работу.
Когда собрание уже шло полным ходом, Хартманн выскочил из кабинета, чтобы попросить сделать несколько копий. У ксерокса препирались Риэ Скоугор и Мортен Вебер.
— Почему мне никто не сказал о том, что будут такие перестановки? — жаловался Вебер.
— Ты бы стал возражать.
— Да, потому что сейчас не лучшее время менять коней.
— Они сами напросились, Мортен, — сказала Скоугор. — И как можно терпеть среди нас такую змею, как Бигум?
— А Кнуд? — спросил Вебер. — Он-то что сделал? Всего лишь вел себя так, как всегда. Куда ветер клонит, туда ветка и гнется.
— Кнуд послужит уроком, — сказал подошедший Хартманн.
Вебер открыл рот в притворном изумлении:
— Уроком? И от кого я это слышу, не от святого ли Троэльса? С каких это пор ты стал вытаскивать кинжал по ночам?
— С тех пор, как захотел свергнуть Бремера. А Бигума и Падде больше нет, и хватит об этом. — Он шлепнул документы на крышку ксерокса. — Мне нужны копии вот этого и еще кофе.
— Сам ходи за своим кофе! Бигум так просто не сдастся. Он будет копать под тебя и дальше.
— Послушай, Мортен, — сказал ему Хартманн, — мы слишком долго были пай-мальчиками. Только и делали, что отбивались от нападок. Мне пришлось действовать. Я должен был показать свою силу.
— Это у тебя получилось. Я только надеюсь, что ты обговорил все с Кирстен Эллер. Бигум был близок с ней, если ты не в курсе. — Взгляд на Хартманна. — А, ты не в курсе! Что, трудно было спросить…
Хартманн еле сдерживался, чтобы не разозлиться.
— С Кирстен я сам все улажу. Выкинь это из головы.
— Проблема в том, — говорил служащий банка, — что вы платите за два дома.
Он сам пришел в гараж поговорить с ней. И сидел теперь в их застекленной конторе со смесью смущения и недовольства на лице. Она хотела крикнуть ему в лицо: почему сейчас? Вы что, газет не читаете? Неужели непонятно, что сейчас не время?
Но ведь он из банка, этот мужчина в костюме, и, несомненно, у него есть большой дом в фешенебельном пригороде. Это его работа — преследовать маленькие, едва сводящие концы с концами частные фирмы в Вестербро. Обстоятельства не имеют значения, считаются только кроны на банковских счетах.
— Долго это не будет продолжаться.
— Это вообще не может продолжаться. У вас нет средств поддерживать такие расходы. Итак…
— Итак — что?
— Когда вы сможете продать дом?
В контору заглянул один из работников:
— На большом грузовике заело подъемник.
Что сделал бы Тайс? Что сказал бы Вагн?
— Пусть груз отвезет маленький грузовик в два приема. Мы не можем отменить доставку.
— Тогда мы не успеем со следующим заказом.
Она посмотрела на него молча. Он ушел.
— Я могу заморозить ваш заем на время, — сказал мужчина. — То есть в этом месяце можете пропустить выплату. Но…
Она думала о грузовиках, заказах, доставках. Работай больше, и деньги будут — так всегда говорил Тайс.
— Пернилле? У вас сильно превышен кредит. Потом расходы на похороны… Нам нужно…
— Деньги? — спросила она. — Залог? — Она огляделась вокруг — контора, гараж, водители и грузчики. — Все это и так уже ваше. Что еще я могу предложить?
— Нам нужно выработать план. Иначе…
— Тайс скоро будет дома, — твердо сказала она. — Он найдет решение.
— Пернилле…
— Вы ведь можете подождать, пока Тайс не вернется домой? Или вы хотите вручить уведомление прямо на кладбище, когда я буду опускать прах Нанны в землю?
Ему не понравились ее слова. Да, думала она, это было жестоко.
— Я пытаюсь помочь…
У нее зазвонил мобильник.
— Вы получите свои деньги. А теперь извините меня, мне нужно ответить на звонок.
Это звонил из тюрьмы Тайс.
Она отошла в дальний угол гаража, чтобы ей не мешали говорить с ним.
— Привет.
— Как ты, Тайс?
— Нормально.
Она хотела представить себе его там, в тюрьме. Одет ли он уже в их одежду? Достаточно ли ему еды? Не затеет ли он там ссор, со своим-то характером…
— Как мальчики?
У него был голос сломленного старика.
— Они в порядке. Хотят, чтобы ты поскорее вернулся домой.
В телефоне сначала было слышно только прерывистое тяжелое дыхание, потом он сказал:
— Сегодня я не вернусь.
— Когда тебя отпустят?
— Меня продержат здесь до суда.
Двое работников стояли в задумчивости перед грузовиком. Там тоже возникла какая-то проблема.
— Сколько?
— Слушание через неделю. Может, после этого.
Она не знала, что сказать.
— Прости меня за…
Никогда она не видела, чтобы он плакал, даже когда умерла его мать. У Тайса все происходило внутри — там, лишенные слов, втайне бушевали его эмоции. Она научилась чувствовать их, ощущать. И представить не могла, что они способны выйти наружу.
