— Ладно, прямо сейчас. Хотя я не понимаю, зачем такая спешка…
— Вот и хорошо. Вот и договорились. Вы пока работайте, а я посмотрю, что там случилось с нашей брошенной квартирой. И заодно подберу еще одну. Или две. Или три.
— Еще?!
— Еще. Но вы не беспокойтесь. Раньше завтрашнего вечера мы отсюда не двинемся.
— Я не выдержу такой чехарды.
— Выдержите. Тем более что это не чехарда. А нормальная жизнь раскрытого и находящегося в бегах нелегала.
— Раскрытого?
— Будем считать, что раскрытого…
— Иногда мне кажется, что у вас ярко выраженная мания преследования.
— Иногда мне это самому кажется. Я вернусь через полчаса. С компьютерами. А потом еще через полсуток. Прошу вас никуда не выходить, к окнам и телефону не приближаться.
— В туалет ходить можно? Или терпеть?
— В туалет можно. Если это не сопряжено с выходом на улицу.
— Спасибо за доброту.
— Пожалуйста.
На том мы и расстались.
Я вернулся не через полсуток, а раньше. С ключами от новой квартиры и с по случаю угнанными и оставленными за углом «Жигулями».
Отсмотрел подходы. Двор. Соседние дворы. Соседние улицы. Все было чисто.
Не доходя несколько десятков метров до подъезда, я завернул к телефону-автомату. Мы никогда не возвращались домой вдруг. Только после телефонного оповещения — трех обрезанных звонков — тридцатисекундной паузы — и еще двух столь же внезапно оборвавшихся звонков.
Я набрал номер, отсчитал три гудка, повесил трубку на рычаг и, выждав условленное время, снова набрал номер.
Я предупреждал о своем приходе.
Александр Анатольевич должен был открыть задвижку и встать возле глазка.
В подъезде было темно и зловонно. Именно так, как наиболее желательно проживающим здесь разведчикам. Которые не любят лишний раз подставлять под чужие взоры свои лица. Я поднялся на этаж, открыл ключом дверь и сказал:
— Передислокация. На сборы пять минут.
Александр Анатольевич не откликнулся уже ставшей привычной фразой: «Только „винты“?» Он ничего не ответил. Потому что не мог ничего ответить. Александр Анатольевич был мертв.
Он лежал на боку. В луже расползающейся из-под него крови. Еще не запекшейся крови. Я опоздал лишь на несколько минут.
Компьютеров не было. Не было мониторов и даже клавиатуры. Только одна-единственная панель осталась возле самой головы покойного программиста. С кровавыми пятнами пальцев на клавишах. Как будто он пытался ею отгородиться от своих убийц.
Не удалось моему напарнику умереть своей смертью. Ему помогли другие…
Теперь нужно было уходить. Немедленно. Но что-то останавливало меня. Что? Возможно, положение тела покойного. Он должен был умереть у порога. Или возле открытого окна, в попытке найти кратчайший путь к спасению. А он умер лицом к тупиковой стене и к клавиатуре. Может, он пытался, почувствовав угрозу, что-то спрятать?
Я нагнулся и прощупал карманы своего не дождавшегося переезда напарника.
Пусто.
Я заглянул в обувь. За пояс штанов. В рукава.
Ничего.
Очень быстро, сантиметр за сантиметром, я проверил пол и мебель вокруг лежащего тела. Перешел к плинтусу. К стене. И заметил слегка отошедший от стены лист обоев. Я отодвинул его в сторону…
И снова ничего не увидел. Кроме пустоты. И не потревоженной пыли. Если бы он что-нибудь туда закладывал и это что-то нашли убийцы, пыли бы не было.
Пусто!
Я вышел из квартиры и через чердак и дальний подъезд выбрался на улицу. Самым тщательным образом проверился.
Слежки не было!
Произошедшее по своему почерку напоминало обыкновенное бытовое убийство, где преступники не задерживаются на месте преступления, а, наоборот, стремятся оказаться как можно дальше от него. И как можно быстрее. Пока милиция не приехала.
Если бы здесь действовали профессионалы, то дальше подъездной двери я бы не прошел. И уж тем более не вышел из квартиры. Профессионалы не уходят с места преступления, не подчистив все хвосты.
Неужели это был только налет местных грабителей? Неужели все так совпало?
Я быстро уходил по улице, снова и снова мысленно возвращаясь на место преступления. Я вспоминал двор, подъезд, звуки и запахи, я вспоминал, как в замке вращался ключ и как открывалась дверь. Я пытался отыскать какие-нибудь зацепки, какие-нибудь несоответствия, указывающие на присутствие постороннего.
Я вспоминал Александра Анатольевича, лежащего в луже крови. Лицом к стене.
Почему же все-таки к стене? К стене, а не к окну? Почему он в последний момент не пытался спастись? Пусть даже ценой сломанных ног. Почему он поступил так нелогично?
Что он искал возле этой стены? Что искал такого, что не смог найти я?
А может, он ничего не искал возле этой стены? Может, он специально привлекал к ней внимание своих палачей? Так же, как и мое. Привлекал для того, чтобы увести от чего-то другого.
Например…
Я замер и повернулся назад. Я вернулся к дому, обошел его с обратной стороны, остановился под открытым окном, рассыпал под ноги деньги и ключи, чтобы аргументировать свои поиски, встал на колени и ощупал пальцами землю. Каждый камешек Каждую травинку. Каждый обрывок бумажки.
И ничего не нашел.
Я сдвинулся вправо и снова ощупал каждый квадратный сантиметр почвы до места, куда теоретически можно было добросить камень.
И снова ничего не обнаружил.
Я сдвинулся влево и вновь, ползая на коленях, перепахал землю.
И нашел то, что искал. Там, где бы это не догадался искать никто. Я нашел дискету, которую Александр Анатольевич в последний момент, в последнее мгновение своей жизни выбросил в открытое окно. Выбросил не вниз, а далеко в сторону.
Выбросил, чтобы ее нашел я.
Глава 59
В дискете, словно в ящике с тысячами несчастий, помещались вирусы. Наверное, с очень действенными вирусами, раз Александр Анатольевич, умирая, помнил не о себе, а о ней.
Вот только использовать эту дискету по назначению я не мог. Потому что мой технический помощник и программист умер. И еще потому, что адресат, куда следовало направить эти вирусы, был неизвестен. Не оставил адресат на месте преступления визитку. Ничего не оставил — кроме трупа. А трупы, даже очень дорогие и близкие, ничего рассказать о своих последних минутах не могут.
Я проиграл бой. Потерял боевого товарища. И все отбитые нашими совместными усилиями трофеи. Я вернулся в исходные позиции — я снова был один и гол как сокол.
