На костре готовился ужин — цампа с ячьим маслом.
— Это надо попробовать, — сказал Джек, посмеявшись над тем, как скривилась Нэнси.
Другой еды не было — никаких припасов она захватить не догадалась. С каким удовольствием она бы сейчас съела шоколадный батончик! Нэнси проглотила ложку отдававшей бензином цампы на воде и запила обжигающим чаем с ячьим маслом, таким же противным на вкус. Она ни слова не понимала по-тибетски и была предоставлена самой себе, пока Джек и Гун беседовали с водителями. Нэнси сосредоточенно наблюдала за своими спутниками — на их лицах плясали оранжевые блики пламени костра.
Почти весело, думала Нэнси, если не принимать во внимание мрачные мысли, сбивавшие с толку, и зловещие шепоты из прошлого. Ночь была ясной, в небе сияло столько звезд, сколько она в жизни не видела, а в бодрящем воздухе разливалась непривычная чистейшая свежесть. Один из водителей, совсем молодой парень, собрал оловянные миски, а самый старый в группе прошел по кругу и налил каждому в подставленную чашку из-под чая немного чанга. Нэнси пригубила напиток и объявила, что отправляется спать. Джек перекинулся парой слов с водителем их грузовика — договорился, что она устроится на ночлег в кабине. Водитель проводил ее под громкие аплодисменты и смех группы, неожиданно растрогавшие Нэнси. Разволновало ее то, что ей предоставили самые роскошные «апартаменты» в лагере, пусть это и были всего лишь поролоновый матрас и старое замусоленное одеяло. Под слабым светом лампочки в кабине она достала пару толстых носков — ночь обещала быть холодной, а обогрева в машине не было. Потом развернула свой спальный мешок, из которого на сиденье выпал Оракул. Нэнси на мгновение замерла: может, посоветоваться с книгой? Но никаких вопросов на ум не приходило. Вернее сказать, в голове их роились тысячи, но все были слишком беспорядочные и расплывчатые, чтобы озадачивать ими Оракула. Да и хотела ли она узнать ответы? Был ли Феликс Кениг ослепленным индивидуалистом, до наивности упрямым и одержимым своими теориями? Можно ли считать Антона Херцога сумасшедшим, унаследовавшим безумие от отца? Нэнси не представляла, как Оракул может ответить на такие вопросы.
Она склонилась над матрасом и аккуратно разложила спальный мешок. В этот момент по двери постучали.
— Да?
— У вас все в порядке? — поинтересовался Джек.
— Как в пятизвездочном отеле! — откликнулась она. — Можете заглянуть и убедиться, от какой роскоши отказались.
Он заглянул в кабину и тотчас заметил раскрытый на сиденье Оракул.
— Неужто я единственный нормальный человек в Тибете? — спросил Джек с усталым вздохом.
На секунду Нэнси растерялась. Он улыбнулся, будто застал ее за чтением любовного романа для подростков.
— А на чаинках погадать не хотите? — спросил он.
— Это работает, — твердо ответила Нэнси. — Я не верила, пока не попробовала. Оракул действительно отвечает на вопросы, которые ему задаешь.
— Кто б сомневался, — буркнул Джек и проверил что-то в боковом кармане на дверце кабины.
— А вы сами не пробовали?
— Нет. Это не по мне. Конечно, Антон периодически внушал мне, что жить без книжки не может, и пол-Азии согласится с ним, только меня это не убеждает.
— А может, стоит попытаться?
— Нет уж, спасибо. Я такое не приемлю. С чего вы решили, что эта книжка хочет вам помочь? Никогда не пойму. Заморочит вам голову — это да. Получите такие хитрые ответы, что отправитесь неизвестно куда или вообще разрушите свою жизнь. Хоть убей, не понимаю, с чего это люди решили, что все непознанные силы Вселенной взялись помогать им. Зачем обманывать себя? Логичнее предположить, что на самом деле все наоборот.
— Кришна сказал, что порой Оракул говорит о том, чего ты не хотел бы слышать.
Джек улыбнулся.
— Ага, или именно это ты и хочешь услышать, но не желаешь себе в этом признаться.
— Ну даже если так, книга открывает доступ к подсознанию.
— Или помогает проецировать собственные убеждения, сознательно или нет, на ее экстравагантные тексты. Это как контур обратной связи. А может быть, лучше не тревожить подсознание? Может быть, все эти тайные порывы и должны подавляться? Ведь меньше всего хочется вытаскивать их наружу и позволять им руководить твоими решениями.
Нэнси захлопнула книгу.
— Вы, Джек, строите из себя открытого миру человека, а на самом деле вы страшно консервативны. Вы напоминаете мне старомодного провинциала, с суеверным упорством не желающего признавать нечто новое. Мальчика можно вытащить из Орегона, Джек, но можно ли вытравить из него Орегон?
Эти слова рассмешили его.
— Пожалуй, вы правы. Я всего лишь провинциал. Да, мне пришлось помотаться по миру так, как вам на вашем самодовольном Восточном побережье и не снилось. Да, я не пожалел сил, чтобы узнать все, что возможно, об этом проклятом континенте. Но я страшно рад, что вы проделали огромный путь из вашего гетто Парк-Слоуп,
[55]
чтобы открыть мне глаза на то, какой я, оказывается, деревенщина. Наконец-то я избавился от иллюзий!
— Да ладно вам. Я же не утверждаю, что я лучше вас.
Он ухмыльнулся. Нэнси чувствовала, что на самом деле ему абсолютно наплевать, что она думает о нем. Какая разница?
— Что ж, останемся каждый при своем мнении, — заключила она и улыбнулась.
Неожиданно для себя она почувствовала нежность к этому человеку, переменчивому, как погода: то ненастье и буря, а через мгновение — тишина и солнце. В конце концов, все это неважно. Во всяком случае, для нее.
— Хорошо, как скажете, — ответил Джек, и Нэнси почувствовала, что он снова говорит не то, что думает.
— Только вспоминайте об этом почаще. Я вам плачу, не забывайте, — парировала Нэнси.
Он опять ухмыльнулся:
— Ну… Если у Оракула не будет особых распоряжений, я отправляюсь спать.
Оставив за собой последнее слово, Джек кивнул Нэнси и захлопнул дверь кабины.
Нэнси устроилась в спальном мешке, но сон не шел. Тем не менее было приятно растянуться во весь рост после стольких часов сидения в неудобной кабине трясущегося грузовика. Она думала о том, что сказал Джек. Возможно, в его словах содержалась истина: не исключено, что Оракул лишь вытягивает на свет запрятанные в подсознании побудительные мотивы. Если так — что вполне правдоподобно — то чем это плохо? Ведь лучше понимать свои сокровенные мысли и страхи, чем отвергать их. А если они одолеют и погубят тебя? Не так ли случилось с Феликсом Кенигом, когда он стал фанатиком своей идеи? С нацистами, когда их обуяла жажда власти? И даже с Антоном Херцогом? Не об этом ли говорил Джек?
Нэнси привстала и положила Оракул на консоль рядом со спальником, подметив, что обращается с ним бережно, словно книга была бомбой с запущенным часовым взрывателем. Снова улеглась и попыталась подумать о другом. Завтра, если все будет хорошо, она наконец попадет в Пемако. А по пути заглянет в действующий монастырь, удаленный от пристального взора китайских властей в Лхасе. Она думала об этом — возможно, всего лишь несколько минут, — пока сон не одолел ее.
