Мы завтракали. Рядом с тарелкой Пуаро как всегда лежала
пачка писем. Неожиданно, когда он начал ловко сортировать их, у него вырвался
удивленно-радостный крик: мой друг заметил конверт с американской маркой. Я
удивился тому, что подобный пустяк мог доставить Пуаро такую радость, и стал с
интересом наблюдать за ним. Ножом для открывания писем Пуаро вскрыл конверт.
Там оказалось несколько листков.
Бегло просмотрев их, мой друг прочитал один лист дважды и
обратился ко мне:
- Хотите взглянуть, Гастингс?
Я взял письмо.
"Дорогой мистер Пуаро! Я была очень тронута вашим
добрым письмом. Мне сейчас просто не по себе от того, что происходит вокруг.
Огромное горе обрушилось на меня, а тут еще приходится выслушивать всякие
оскорбительные намеки о Карлотте, моей дорогой и нежной сестре, лучше которой
вряд ли можно найти на белом свете. Нет, мистер Пуаро, она не принимала
наркотиков. Я в этом уверена. Такие вещи внушали Карлотте ужас. Она сама об
этом часто говорила. Если и случилось так, что она сыграла какую-то роль в
смерти человека, то это совершенно без злого умысла, и ее письмо подтверждает
это. Посылаю его вам, как вы и просили. Мне очень не хочется расставаться с
последним в ее жизни письмом, но я знаю, что вы будете обращаться с ним
аккуратно и потом вернете мне. Если оно поможет раскрыть тайну смерти моей
сестры, как вы обещаете, что ж, пусть побудет у вас.
Вы спрашиваете, упоминала ли Карлотта кого-нибудь из своих
друзей отдельно. Она, конечно, писала о многих своих знакомых, но никого в
отдельности не упоминала. Я думаю, что чаще всего она встречалась с Брайеном
Мартином, которого мы знаем уже давно, с девушкой по имени Дженни Драйвер и
капитаном Рональдом Маршем.
Очень хотелось бы помочь вам, но я не знаю как. Вы написали
мне такое доброе письмо, с таким пониманием отнеслись к моей беде, что я думаю,
вы хорошо представляете, кем мы были с Карлоттой друг для друга. С
благодарностью, ваша Люси Адамс.
P.S. Только что приходил полицейский и просил у меня письмо
Карлотты. Я сказала ему, что уже отправила его вам. Это, конечно, неправда, но
мне почему-то кажется, что вы должны увидеть письмо первым. Наверное,
Скотленд-Ярду нужна улика против убийцы. Когда попользуетесь письмом,
пожалуйста, отдайте его полицейским, но напомните им, чтобы они потом вернули его
вам. Вы понимаете, что значат для меня последние слова Карлотты".
- Значит, это вы попросили ее? - спросил я, откладывая
письмо в сторону. - Но зачем? К чему вам оригинал письма?
- Честное слово, не знаю, Гастингс. Просто надеюсь, что в
нем окажется что-то такое, что поможет мне объяснить необъяснимое.
Пуаро внимательно изучал листки, написанные рукой Карлотты
Адамс.
- Не пойму, что можно извлечь из письма Карлотты. Она сама
дала его служанке для отправки. Никакого мошенничества. Да и в самом тексте нет
ничего примечательного.
- Знаю, знаю, - вздохнул Пуаро. - Именно поэтому мне так
трудно. Дело в том, Гастингс, что письма в таком виде, в каком имеем его мы,
просто быть не может.
- Что за ерунда?
- Si, si, это так. Видите ли, я представлял себе это дело
следующим образом: в нем обязательно должны иметь место некоторые факты. Они
сменяют друг друга в определенной четкой последовательности. Это понятно. И
вдруг письмо, которому в этой цепочке просто нет места. Так кто неправ: Эркюль
Пуаро или письмо?
- Вы не думаете, что неправ может быть Эркюль Пуаро? - как
можно деликатней спросил я.
Мой друг бросил на меня укоризненный взгляд.
- Бывало, что и я ошибался, но это - не тот случай. Итак,
если это письмо невозможно, стало быть, так оно и есть. В нем скрыто что-то
такое, чего мы не замечаем. Вот я и ищу это "что-то".
И после этих слов Пуаро отправился изучать письмо с помощью
миниатюрного микроскопа. Внимательно просмотрев каждую страницу, он передавал
листы мне. Я, конечно, не увидел в них ничего особенного: письмо было написано
четким, разборчивым почерком, и его текст точь-в-точь совпадал с текстом,
переданным по телеграфу.
- Никакой подделки. Все написано одной рукой, - вздохнул
Пуаро. - Но этого, как я сказал, не может быть…
Он прервал себя на полуслове и нетерпеливым жестом указал на
листки, лежавшие рядом со мной. Я передал их Пуаро, и он снова углубился в
изучение письма.
Я вышел из-за стола и подошел к окну. Неожиданно Пуаро
вскрикнул. Я вздрогнул и повернулся.
- Идите скорее сюда, Гастингс! Смотрите!
Мой друг буквально дрожал от нетерпения. Его глаза стали
зелеными, как у кота. Указательный палец, которым он тыкал в один из листков,
тоже дрожал.
Я подбежал к нему и, конечно же, не увидел ничего
особенного.
- Разве вы не видите? У всех листов, кроме одного, края
абсолютно ровные. Это одинарные листы. А вот у этого, смотрите, какой у него
неровный левый край. Потому что от этого листка что-то оторвали. Поняли теперь,
что я имею в виду? Это был двойной лист, и, как видите, его вторая половина
отсутствует.
Вид у меня, несомненно, был довольно глупый.
- Да, в этом что-то есть, - отозвался я.
- Конечно есть! В этом-то вся соль. Прочитайте и вы все
поймете.
Я взял листок и начал читать.
- Ну, видите? - спросил Пуаро. - Предыдущий лист обрывается
там, где Карлотта пишет о капитане Марше. Ей жаль его, и потом идет следующий
текст: "Мистеру Маршу очень нравятся мои пародии и то, как я изображаю
леди Эдвер. Он даже считает, что лорд Эдвер - и тот не заметил бы разницы, а на
днях…" На этих словах обрывается предыдущий лист. Но, mon ami, следующий
лист отсутствует. Новая страница начинается с "…он говорит". Это
"он" вовсе не обязательно относится к капитану Маршу. Так оно и есть
на самом деле: розыгрыш предложил Карлотте кто-то другой. Заметьте, что имя
Марша после этого нигде не упоминается. О, c'est epatant!
[74]
Убийца каким-то
образом завладел этим письмом и сразу понял, что оно может выдать его.
Несомненно, сначала он хотел вообще уничтожить эту улику. Но, прочитав письмо,
преступник находит другой способ. Он вырывает один лист, и таким образом под
подозрением оказывается другой человек, к тому же тот, у которого есть веский
мотив для убийства лорда Эдвера. Да, это письмо оказалось великолепным подарком
для убийцы! Как говорится, лучшего и не придумаешь!
Я взглянул на Пуаро почти с восхищением. Я говорю
"почти", поскольку не был до конца уверен в правильности его
предположения. Мне представлялось вполне возможным, что Карлотта сама
использовала для письма одинарный лист. Но лицо моего друга сияло такой
радостью, что у меня не хватило духу намекнуть ему на такую прозаическую
вероятность. В конце концов, может быть, он и прав.
