Его размышления прервало появление в дверном проеме дома № 63 высокого господина в пальто с бархатным воротником и котиковой шапке. Глядя прямо перед собой, он зашагал в направлении Пятой авеню, сопровождая каждый третий шаг ударом зонтика о тротуар.
Лавкрафт заспешил к Кроули, удивляясь своему волнению. Очевидно, чары этого человека были сильнее, чем он ожидал. Чтобы их развеять, он попытался думать о Дювале, но тщетно.
Когда их разделяло три метра, Кроули остановился, Лавкрафт тоже.
– Довольно смело с твоей стороны явиться сюда, – произнес Кроули, не оборачиваясь.
Лавкрафт решил обойтись без церемоний.
– Нам нужна ваша помощь.
Кроули повернул голову. Черные глаза навыкате казались слишком большими для его лица. Сморщенные лягушачьи веки подрагивали от напряжения. Взгляд холодный, как у мертвеца.
– Насчет вас не знаю, а вот тебе определенно помощь нужна, – усмехнулся он.
Держа в руке шляпу, Дойл замер на середине собора Святого Патрика. Знакомый запах перенес его в детство. Он вспомнил воскресные мессы и почувствовал вину за то, что отвернулся от церкви. Но возвращения не будет до тех пор, пока церковь не изменит своего отношения к спиритизму.
Сегодня был вторник, мессу не служили. Впрочем, сейчас Дойлу это было безразлично.
– Сэр Артур! – Из ризницы справа от алтаря появился лысый священник в очках.
– Ваше высокопреосвященство. – Дойл двинулся навстречу Патрику Хейзу, новому архиепископу Нью-Йорка. – Примите поздравления.
Хейз улыбнулся:
– Спасибо. Рад встретиться с создателем моего любимого сыщика.
Они обменялись рукопожатиями.
– Спасибо, что уделили мне время, – сказал Дойл.
– Общение с вами для меня удовольствие. Чем могу быть полезен? – Хейз сдвинул круглые очки на кончик носа. – Неужели решили вернуться на путь истинный?
– Мне не хочется вас разочаровывать, ваше высокопреосвященство, но пока я не готов.
– Очень жаль. – Хейз подвел его к скамье под кафедрой, – и давайте обойдемся без титулов. Высокопреосвященство и так далее…
Они сели.
– Я пришел посоветоваться с вами, – промолвил Дойл.
– По вопросам личного характера?
– Пожалуй, религиозного. И одновременно исторического.
Хейз просиял.
– Разумеется, я готов помочь. Собираете материал для нового романа?
– В общем, да. Меня интересует отношение церкви к «Книге Еноха».
Хейз помрачнел.
– Вы имеете в виду пророка Еноха из Ветхого Завета?
– Да. По мнению некоторых… ученых, в давние времена «Книга Еноха» считалась Третьим Заветом Библии.
– Хм… заверяю вас, католическая церковь относится к этому крайне отрицательно. Время от времени дилетанты-историки заявляют об открытии каких-то античных рукописей, выдавая их за составные части Библии. Но всю подобную литературу отцы церкви отвергли много веков назад, признав апокрифами. Иными словами, в Священное Писание названная вами книга никогда не входила.
– А по какой причине?
– Ну хотя бы потому, что в различных апокрифических книгах утверждается – я говорю не только о названной вами, – что на земле до сих пор обитают диковинные мифические существа. Это, несомненно, вводит мирян в заблуждение.
– Существа, подобные Нефилиму? – уточнил Дойл.
– Нефилим, он же Голиаф, действительно упоминается в Ветхом Завете. Ну и что? Библия не только исторический документ, но и литературное произведение, там повествуется о чудесах и мифических существах, заимствованных из фольклора. Но разве возможно включать сюда материалы, подвергающие сомнению Замыслы Божьи? Разве можно указывать на ошибки Творца?
– А падение Люцифера?
– Вы предполагаете, что это произошло помимо Божьей воли? – спросил Хейз.
– Но в таком случае, почему Он так захотел? – Этот вопрос терзал не только одного Дойла.
– Да, именно, почему? – произнес Хейз, понижая голос. – А потому, что любовь возможна лишь при наличии свободы воли. Отец, властвующий над своими детьми, н„позволяющий им развиваться так, как они хотят, выбирать свой собственный путь, – это не отец, а диктатор. Бог хочет, чтобы в основе наших отношений лежал не страх, а любовь. А такое возможно лишь в том случае, если Он позволит нам определять свою судьбу.
– Мой сын, Кингсли, мой старший, который погиб на Сомме…
– Я выражаю вам глубочайшие соболезнования, – промолвил Хейз.
– Спасибо. Так вот, он часто спрашивал меня, почему Бог никогда не проявляет себя. Не поддерживает верующих, не наказывает зло.
– Хороший вопрос. Я отвечаю на него так. Если бы Бог внезапно появился на Пятой авеню во всем Своем Божественном величии, мы бы упали на колени в благоговейном трепете. И моментально стали бы рабами. Разве могло бы как-то быть иначе после свершения подобного чуда? Он не может себе это позволить. Он дает нам свободу воли. Свободу выбора. Мы – Его дети, и Он, как любящий отец, позволяет нам принимать решения.
– А сатана? – спросил Дойл. – Ведь у него тоже есть последователи.
– Земля является полем битвы добра со злом. Да, у сатаны есть определенное влияние, но он не всемогущ, как Бог, который приходит к нам на помощь самым неожиданным образом.
– Ваше высокопреосвященство, – нерешительно сказал Дойл, – вы верите в ангелов?
– Конечно, верю.
– Они здесь, среди нас?
– Да.
– А кто их защищает?
Хейз усмехнулся.
– Совсем наоборот, сэр Артур. Они защищают нас.
Дойл устало прикрыл глаза.
– Ну а если они заблудились и блуждали так долго, что забыли путь домой?
– Сэр Артур, я уверен, Бог никогда бы такого не допустил.
– А если сатана узнал об этом каким-то образом и ему удалось их найти… – Голос Дойла пресекся.
– Я не понял, – произнес Хейз.
– Что, если с их помощью он решил отомстить Богу?
– У него нет такой возможности.
– А если предположить, что она появилась?
Хейз нахмурился.
– Ангелы – чистые духи, а Люцифер изгнан Богом и принадлежит материальному миру. Если допустить, что он каким-то образом оказал влияние на этих божественных существ и… – Хейз ненадолго задумался, – телесное опять взяло верх наддуховным… В таком случае мы стали бы свидетелями второго падения человека, как предсказано в Апокалипсисе. Но не думаю, что подобный исход вероятен.
