— Он надрался.
— Он напуган, — ответил Дитрих, — и напился от страха. Взгляд Манфреда не смягчился:
— Мне не нужны извинения! Макс?
— Там, на церковном дворе, есть свежие могилы, — продолжил сержант, — но тела лежат где попало — на лугу, в полях, один человек умер прямо за плугом.
— Их не похоронили, ты хочешь сказать? — вскрикнул Дитрих. Неужели это настигло их настолько внезапно?
Манфред предупреждающе поднял указательный палец:
— Нет, пастор! Ты не пойдешь туда.
— Хоронить умерших — это одна из обязанностей, возложенных на нас Господом. — При мысли о том, что ждет его там, живот Дитриха сжался в ледяной комок.
— Если ты спустишься вниз, — сказал ему Манфред, — я не позволю тебе вернуться. Живые здесь нуждаются в твоем попечении.
Дитрих приготовился возразить, но вмешался Ганс:
— Нам будет проще слетать туда.
— Тогда вам тоже будет заказан путь назад, — сказал Манфред крэнку.
Губы Ганса изогнула мимолетная крэнковская улыбка:
— Мой господин, мне и моим спутникам «путь назад» заказан навеки. Чем станет эта ссылка по сравнению с вечностью? Но «маленькие жизни», пожирающие ваш народ, скорее всего не тронут мой. Как… Как вы называете то, когда изменяются виды?
— Evolutium, — предположил Дитрих. — Развертывание возможного в действительное. «Раскручивание» к своему концу.
— Нет, это неподходящее название… Но смысл в том, мой господин, что ваши «маленькие жизни» не знакомы с нашими телами, и поэтому у них нет… ключа, чтобы проникнуть в нашу плоть.
Манфред поджал губы:
— Очень хорошо. Ганс, тебе позволено похоронить умерших в Нидерхохвальде. Возьми с собой только крэнков. Когда вернетесь, подождите признаков чумы в своем прежнем лазаретто в лесу. Если отметины не появятся через… через… — он прикинул возможный срок, — через три дня, можете возвращаться в деревню. До той поры никто не вступит в пределы этого манора.
— А как быть с отцом моей жены? — настаивал Клаус.
— Он должен уйти. Звучит жестоко, мельник, но приказ необходимо исполнить. Каждый должен заботиться о себе.
* * *
Эверард лежал, уткнувшись лицом прямо в грязь, на тропинке близ ворот курии, Клаус засмеялся:
— Горького пьяницу вывернуло наизнанку.
Солнце стояло еще высоко, но ветер с Катеринаберга уже приносил достаточную прохладу. Розы взошли в положенное время, и их колючие побеги обвивались вокруг шпалер господского сада. Землю подле ворот полностью вытоптало бессчетное количество неустанных ног, и желтые лепестки лютиков возникали из нее совершенно чудесным образом.
Среди этих ярких красок подергивалось тело Эверарда.
— Ему будет больно, когда он протрезвеет, — заметил Макс, — грохнуться так на землю.
— Он может задохнуться в рвоте, — сказал Дитрих. — Пойдемте, отнесем его к жене. — Пастор сделал несколько шагов вперед и опустился на колено подле господского приказчика.
— Мне кажется, ему вполне удобно там, где он лежит, — сказал Макс. Клаус засмеялся.
Блевота у тропинки была черной и тошнотворной, а от самого Эверарда несло невероятным смрадом. Его дыхание вырывалось с хрипом, словно из волынки; а щеки, когда Дитрих дотронулся до них, оказались горячими. Управляющий задергался от легкого прикосновения и закричал.
Дитрих резко вскочил на ноги, отпрыгнув на два шага назад.
Он налетел на мельника, который как раз подался вперед, крича:
— Проснись, пьянчуга! — Управляющий и майер уже много лет одновременно соперничали и сотрудничали, питая другу к другу беззлобное презрение, которое часто окрашивает подобную близость.
— Что это? — спросил сержант Дитриха.
— Чума, — ответил тот. Макс зажмурился:
— Господи Иисусе!
— Мы должны отнести Эверарда в его дом, — сказал Дитрих. Но сам при этом не пошевелился. Клаус, обхватив себя руками, отвернулся. Макс стал пятиться обратно к господскому дому со словами: — Об этом должен узнать господин.
Крэнк Ганс растолкал их плечами.
— Элоиза и я отнесем его. — Крэнкерин, уже собравшаяся улетать, присоединилась к нему.
На холме напротив Иоахим бил в полуденный колокол, возвещая время трапезы для работающих в полях. Клаус прислушивался к звону какое-то время, а затем сказал:
— Я думал, что все будет куда страшнее. Дитрих обернулся к нему:
— Что именно?
— Этот день. Я думал, он будет отмечен ужасными предзнаменованиями — нависшими тучами, зловещим ветром и раскатами грома. Однако сегодня самое обычное утро, и это пугает меня все больше и больше.
— Пугает только теперь?
— Jа. Дурные знамения означали бы Божественное провидение, каким бы таинственным ни казался Его промысел; гнев рассерженного Создателя можно было бы отвратить молитвой и покаянием. Но это просто случилось. Эверард заболел и свалился с ног. Не было предзнаменований; потому причина болезни могла быть естественной, как ты всегда и говорил. А против природы у нас нет прибежища.
В доме управляющего они смахнули книги и описи со стола, положив на него Эверарда, словно сервируя молочного поросенка. Его жена, Ирмгарда, уронила голову на грудь и крепко обхватила себя руками. Приказчик начал брыкаться и извиваться, а его лицо теперь на ощупь просто пылало. Дитрих стащил с мужчины рубашку, и все увидели нарывы на груди.
— Ящур, — с облегчением выдохнул Клаус.
Но Дитрих покачал головой. Сходство было велико, но все же это были не волдыри от «болезни чесальщиков шерсти».
— Клади ему на лоб смоченные холодной водой тряпки, — сказал он Ирмгарде. — И не касайся волдырей. Когда он захочет пить, не давай больше нескольких глотков. Ганс, Элоиза, давайте отнесем больного в постель.
Эверард завыл, когда его подняли со стола, и крэнки едва не выронили свою ношу.
— Элоиза останется с ним, — объявил Ганс. — Ирмгарда, не приближайся. «Маленькие жизни» могут путешествовать в слюне, другие — при прикосновении или дыхании. Мы не знаем, с каким случаем имеем дело здесь.
— Должна ли я отдать своего мужа заботам демонов? — спросила Ирмгарда. Она теребила свой платок, но не подходила к кровати. Ее сын, маленький Витольд, вцепился в юбку матери и широко раскрытыми глазами смотрел на извивающегося отца.
Выйдя из дома, Клаус повернулся к Дитриху:
— Эверард никогда не приближался к моему тестю. Ганс махнул рукой:
— «Маленькие жизни» могут разноситься ветром, подобно семенам некоторых растений. Или же могут передвигаться на других животных. Каждая разновидность перемещается по-своему.
