И, не дожидаясь ответа, он поспешил вниз по лестнице.
Я снова позвал невидимого хозяина — с тем же результатом — и решил взобраться по ступенькам. Я уже видел коридор третьего этажа, когда почувствовал, что глаза мои слезятся, и чихнул. К десятой ступеньке я чихал уже беспрерывно и очень сильно, все это болью отдавалось в голове. От слез все поплыло перед глазами. Пришлось срочно отступить на площадку второго этажа, где чиханье закончилось так же внезапно, как началось. Я вытер глаза платком и сделал новую попытку. На девятой ступеньке и шестом чиханье я сдался и вернулся вниз, слегка сконфуженный, с текущим носом. Тут музыка прекратилась — не потому, что прозвучали финальные аккорды или кончился завод: казалось, иголку сняли с цилиндра. Послышался звук отодвигаемого стула. Хозяин был дома.
— Привет! — сказал я как можно вежливее. — Меня зовут Эдди Бурый. Мы с отцом хотим знать, не придете ли вы к нам на ужин?
Молчание.
— Привет! — повторил я.
Внизу скрипнула ступенька. Я обернулся. Но это оказался не отец, а — удивительное дело — апокрифик, который поднимался по лестнице. Он никак не отреагировал на мое присутствие. Мне пришлось отступить на шаг, иначе он столкнулся бы со мной. Только тут я осознал, что он и есть хозяин — один или вместе с тем, кто двигал стулья наверху.
— Экс-президенты — все серферы, — говорил он, взбираясь по лестнице, — и не орите на меня, господин Варвик.
Я проигнорировал его, согласно протоколу, при этом заметил, что апокрифик ни разу не чихнул, и медленно побрел к себе — распаковывать вещи.
Одежду я аккуратно сложил в три ящика, один над другим, на случай инспекции, но все личные вещи оставил в маленьком чемоданчике. Я взял его с собой, ибо чемоданчик был единственным личным пространством человека: два кубических фута, которые принадлежат одному тебе. Правило это соблюдалось так строго, что без разрешения ближайшего из родственников чемоданчик не могли вскрыть даже после смерти. Была тут и оборотная сторона: все, что я оставлял дома, не подпадало под правило о частной жизни 1.1.01.02.066, а значит, могло быть обнаружено и конфисковано. И в случае необходимости меня бы наказали. Приходилось носить с собой все, что не соответствовало правилам.
Конечно же, в большинстве чемоданчиков перевозилась контрабанда: сверхнормативные ложки, незаконно присвоенные цвета, предметы, технологии которых утратились с Большим скачком назад. Но еще чаще люди возили в них частные собрания предметов, выпущенных до Явления. То была неофициальная валюта, к тому же не подверженная инфляции. Голова от куклы стоила как чай с легкой закуской, а красивое украшение — как уик-энд в Красном бассейне.
У каждого было что-нибудь, оставшееся от Прежних, просто потому, что они оставили много всего. Моя скромная коллекция насчитывала: фальшивый черепаховый гребень со всеми целыми зубьями, металлические пуговицы, несколько монет, половину телефонной трубки, пластмассовую гоночную машинку, но главное — моторчик размером с лимон. На нем была надпись «Пер. Мот. Комп., Мк6b 20В»: вероятно, он служил начинкой для какого-то домашнего прибора. Я нашел его в реке, в миле за Внешними пределами Нефрита, — длинный, плавный изгиб благоприятствовал охоте за артефактами. Я спокойно собирал пуговицы и вдруг наткнулся на моторчик, а дальше там оказалось еще много чего. Тем утром я вернулся в город с кучей красных пластмассовых штук и блестящей металлической игрушкой, которая оказалась ярко-голубой.
Главный инспектор по улову артефактов немедленно устроил поход в те места. Выяснилось, что через остатки старой деревни недавно прорыли канал. Хотя он был в трех часах ходьбы в сторону Дикого поля и находился ближе к поселку Зеленя, власти Нефрита объявили это местом цветных находок и шесть лет выгребали оттуда всякие штуковины насыщенных оттенков. Совет был крайне признателен мне. Я удостоился двухсот баллов и разрешения сохранить моторчик, что было знаком благосклонности: согласно правилу 2.1.02.03.047, любые материальные воплощения доскачковых технологий подлежали «выведению из строя» — обычно это означало несколько ударов кузнечным молотом. Мой моторчик, конечно же, не работал. В момент находки. Через полгода, хорошо высохнув, он снова принялся за старое, но делал это медленно и только в ветреную погоду. Об этом так никто и не узнал: его конфисковали бы, несмотря ни на какие прошлые решения.
Вернувшись на кухню, я обнаружил, что чайник весело посвистывает и уже наполовину выкипел. Я стал доливать воду, и тут в заднюю дверь кто-то тихонько постучал. Открыв ее, я увидел бледного молодого человека с крохотным носом и такими большими глазами, что он выглядел постоянно удивленным. Парень нервно мял собственные руки. Казалось, он в смущении.
— Мастер Эдвард? Меня зовут Северус С-7. Я городской фотограф и редактор «Восточнокарминского Меркурия». Не хотите ли печенья?
Поблагодарив, я взял одно из открытой пачки.
— Ну как вам?
— Честно говоря… песчаное.
Молодой человек принял подавленный вид.
— Я боялся этого. Мне пришлось положить песок вместо сахара. В наших краях так сложно достать ингредиенты… Я надеюсь найти поставщика продуктов для кулинарии. Вы не знаете никого?
Отец моего приятеля Фентона управлял фабрикой декоративного оформления пирожных, принадлежавшей Коллективу. Я сказал о нем Северусу.
— А что вы предлагаете? — спросил я.
Существовали большие различия между легальным бартером и нелегальной продажей за наличные на бежевом рынке.
— Есть немного парящих предметов, — сказал он, порылся в кармане, достал кожаный мешочек и с ухмылкой опорожнил его.
Весьма невыразительная коллекция, сказал бы я, с полдюжины тусклых металлических штук: они качались в воздухе, пока не зависли на стандартном уровне — примерно на расстоянии ярда от нижней точки кухонного пола, которая располагалась у шкафа с метелками. Во время прогулок мне случалось находить похожие штуки и покрупнее, а у старика Мадженты одна была такого размера, что порой служила столиком. Но тут ведь Внешние пределы! Я не хотел обидеть Северуса.
— М-да… впечатляет. Думаю, с этим можно двигаться вперед… А еще есть?
Он объяснил, что сейчас распахивают Восточное Поле, а именно там парящие предметы обычно всплывают из свежеразрытой земли. У его семьи есть права на предметы, извлеченные из земли. Я пообещал связать с Фентоном — вдруг нарисуются перспективы бизнеса? — и отфутболил пальцем одну из штуковин побольше. Та отлетела на другой конец кухни, а потом лениво подплыла к остальным.
— Странно, — сказал Северус. — Еще печенья?
— Нет, спасибо.
— Очень разумно с вашей стороны. Не дадите ли интервью «Восточнокарминскому Меркурию»? Нашим читателям будет интересно узнать, какие вы забавные и самовлюбленные там, в центре Коллектива.
Я поблагодарил, объяснив, что сейчас очень занят, а чуть попозже, может, и выкрою время. Северус ответил, что это будет здорово, но все медлил прощаться.
