— Почему ты делаешь это?
— Наверное, я хочу для вас того, чего не получу сам. А сейчас извините — я должен заняться полезной работой.
Школа, поэзия, лавка
2.1.01.05.002: Все дети обязаны посещать школу до шестнадцати лет или до того момента, когда пройдут школьную программу, что может произойти раньше.
Школа располагалась в самом конце города — двумя кварталами дальше ратуши, напротив пожарной части. В отношении школьной архитектуры правила были неумолимы, и нельзя было построить, ни даже помыслить ничего более совершенного — все школы в Коллективе выглядели одинаково. Поэтому я отлично знал, куда идти; все было до жути знакомо.
Я прошел через холл, мимо бронзового бюста Мэнселла и часто цитируемого заявления о задачах школы: «Каждый ученик в Коллективе должен окончить школу со способностями выше среднего». Лишь начав изучать продвинутую арифметику, я понял, что это невозможно, ведь все по определению не могут иметь способности выше среднего.
— Это историческое понятие, уровень, зафиксированный после Того, Что Случилось, — объяснял мой учитель Грег Пунцетти, когда я осмелился затронуть эту тему. — Как еще сравнивать один класс с другим? К тому же этот уровень установлен для того периода, когда образование было куда хуже нынешнего. Это означает, что сейчас ни один ученик не провалится.
Это было правдой — да и в любом случае карьера человека не определялась его способностями или интеллектом. Обычно проходили только следующие предметы: чтение, письмо, французский, музыку географию, арифметику, кулинарию и следование правилам, когда все садились в кружок и в конце концов соглашались с тем, что правила очень важны. Между собой ученики называли это «киванием».
Я подошел к кабинету главного учителя и нервно постучал в дверь.
— Рада, что вы сможете поработать, — сказала дама, узнав, кто я и что делаю здесь.
Звали ее Энид Синешейка: худощавая, в потрепанном твидовом костюме, с кротким видом, словно ее снедало внутреннее беспокойство. Неудивительно: на полу громоздились, доходя до коленей, пыльные стопки выцветших экзаменационных работ.
— Пока что я покончила с работами, представленными шестьдесят восемь лет назад, — сообщила она с некоторой гордостью за свои достижения, — и надеюсь разобраться с сочинениями тех, кто еще жив, до конца десятилетия.
— Достойная цель, — заметил я, размышляя над тем, как можно тут применить свою теорию очередей. — Извините за вмешательство в ваши дела, но не лучше ли изменить порядок и обработать самые старые бумаги в последнюю очередь? Ученики узнают о своих результатах быстрее. И это, насколько я понимаю, не против правил: они не предписывают установленного порядка.
Учительница изумленно поглядела на меня, потом мягко улыбнулась, явно не придав этому значения.
— Отличная идея. Но поскольку все результаты выше среднего, вносить улучшения не столь обязательно.
— Зачем тогда ставить оценки? — спросил я, осмелев после ее отказа.
— Так мы будем уверены, что образовательная система работает, вот для чего, — пояснила она так, словно я был дурачком. — При напряженной работе я смогу к выходу на пенсию проверить работы пятидесятилетней давности. И мы выясним, насколько хорошо мы трудились полвека назад. Если все отдадут себя этой задаче, через двадцать лет мы будем знать, насколько хорошо мы трудимся сейчас.
— У вас, должно быть, остается мало времени на учеников.
— Совсем не остается, — беззаботно сказала она, — и вот почему те, кто выполняет полезную работу, как, например, вы, необходимы для нормального функционирования школы. Тут уже триста лет не было учителя, который учил бы чему-нибудь.
Она повела меня в класс, где я дал послеполуденный урок. Манселл постарался сделать мир познаваемым для каждого, просто сократив количество фактов, а потому учить было особенно нечему. Но я старался изо всех сил: мы попрактиковались в делении столбиком, затем поговорили о моем родном городе, после чего я задал загадку: сколько Прежних существовало в былые времена, если отталкиваться от цифры продаж овалтина в 2083 году? Затем мы поговорили о том, почему Прежние были такими высокими, благодаря каким продуктам они пережили Явление и по каким причинам отрицали (вероятно) будущее — ведь они обозначали годы без четырех нулей в начале. После этого начались ответы на вопросы: меня спрашивали, едят ли бандиты детей и почему Прежние делали столы на четырех ножках — ведь с тремя, как у нас, они гораздо устойчивей? Я отвечал как мог, потом научил их основам чтения штрихкодов, а закончилось все болтовней о кролике. Как хорошо, что мне когда-то попалась статья очевидца в «Спектре» шестилетней давности! Я выглядел почти экспертом. Время близилось к четырем. Мы пропели хвалебную песнь Манселлу. Как только я попрощался, разом загрохотали крышки парт, и класс мгновенно опустел.
Я был весьма доволен собой. Задвинув на место стулья и выкинув домашние задания в мусорную корзину, я отправился к госпоже Синешейке. Она спросила, как все прошло, — без особого интереса, выписала мне положительный отзыв и дала десять баллов.
— Ну что, научил их чему-нибудь полезному?
Джейн ждала меня у школы и, казалось, почти обрадовалась встрече. Меня тут же охватила подозрительность.
— Мне… хотелось бы так думать, — осторожно ответил я, ища глазами каких-нибудь свидетелей — вдруг она что-то задумала?
Она поняла, что я нервничаю, и подняла брови.
— Ты чем-то обеспокоен?
— Последний раз, когда ты мне улыбалась, я оказался под ятевео.
Джейн рассмеялась приятным смехом, что было совсем не в ее духе. Это было так же необычно, как услышать чиханье рыбы.
— И что, ты теперь будешь вспоминать об этом каждый раз, когда видишь меня? Да, я угрожала тебя убить. Это же фигня!
— Ничего себе «фигня»!
— Я покажу тебе. Скажи, что убьешь меня.
— Я не собираюсь.
— Смелей, красный, не будь ребенком.
— Хорошо. Я убью тебя.
— Надо, чтоб было убедительно.
— Я УБЬЮ ТЕБЯ!
Она дала мне в глаз.
— Больно! И это тоже не фигня, по-твоему?
— Да, у тебя там что-то болит, — задумчиво сказала она. — Да, я поступила несколько грубо. Но если посмотреть, ты, в общем-то, бесполезен, мир обойдется без тебя.
Я потер глаз.
— Ты и правда очень обаятельна.
— Полегче, — сказала она с легкой улыбкой. — Скорее, я склонна к издевке.
— Что, ради Манселла, тут происходит? Из дверей школы с большой кипой бумаг вышла госпожа Синешейка. Похоже, она не могла поверить своим глазам. — Что я слышала? Угроза убийством? Оскорбление более высокоцветного?
Надо было срочно выдумать что-то убедительное. Но оказалось, что в этом Джейн превосходит даже Томмо.
