— Если ты найдешь джем, я готова заплатить половину его цены, чтобы задать вопрос.
— Идет.
Последовала пауза.
— Извини, что говорю об этом, — сказал я, — но твой отец… у него были дела с этой серой, Джейн?
— Почему ты спрашиваешь?
Надо было срочно что-то придумать, но я не мог и ляпнул первое, что пришло в голову.
— Это для моей переписи стульев.
— A-а. Нет. Ничего не знаю. Но было одно место, где отец видел всех, — он был там, где она родилась. Если только…
— Какие пышные цветы! — воскликнула госпожа Охристая, входя на кухню. — Люси, ты не нальешь чаю, пока мы с Холденом… с господином Бурым будем встречать гостей? Эдвард, будь так добр, помоги гостям с верхней одеждой. А потом — не мог бы ты предложить всем сэндвичей?
Я взял поднос, на котором лежали сэндвичи с огурцами, и вошел в просторную гостиную, обитую дубовыми панелями. Госпожа Охристая могла взять и настоящие огурцы, но они не так хорошо удерживали зеленую окраску. Эти же, ярко-зеленые, искусственно окрашенные, были намного более стойкого цвета. Комната была заполнена наполовину, но из собравшихся я узнал только госпожу Ляпис-Лазурь и апокрифика, который помылся и даже надел костюм. Поскольку признавать его в обществе грозило крупным штрафом, я просто прошел мимо так, чтобы он мог взять сэндвичей с подноса. Я кивнул госпоже Ляпис-Лазурь в знак приветствия, и она благосклонно ответила мне тем же.
Разговор шел преимущественно о перспективах раскопок в Верхнем Шафране и о том, что, получив полную гамму цветов благодаря продлению цветопровода, Восточный Кармин сможет вновь принять у себя ярмарку увеселений. Прибыли Обри и Лиза Лимонебо, родители Джейбса.
— Вы, наверное, Эдвард? — спросил Обри, пока Лиза болтала с Охристой и моим отцом: они быстро вошли в роль устроителей приема.
— А у вас двуцветная фамилия, — заметил я. — Впервые такое встречаю.
— И никогда больше не встретите, — сказал Обри. — Их ношение не противоречит правилам, но не поощряется. Моя жена — кузина Циана и добилась для нас разрешения. Кроме того, у нас с ней ведь не взаимодополняющие цвета.
Я невольно вздрогнул. Красно-зеленые, сине-оранжевые и желто-пурпурные пары означали такое скандальное понижение в цвете, что даже думать об этом не хотелось.
— Вам понравилась сказка? — раздался громкий голос.
Я обернулся и увидел, что на меня смотрит госпожа Ляпис-Лазурь.
— Очень понравилась, мадам.
— Превосходно. И кто только стал ее заглушать? Просто безответственно! — Она откровенно подмигнула мне. — Я так понимаю, вы хотите у нас обосноваться?
— Не совсем так — вернее, совсем не так.
— Рада это слышать. Нам нужна свежая кровь, чтобы оживить нашу старческую политику. Кого я вижу! — воскликнула она, заметив такую же морщинистую даму в другом конце комнаты. — Старая Кармазинша! Как она выглядит! Ни следа плесени! Надо взглянуть поближе.
С этим госпожа Ляпис-Лазурь двинулась прочь.
— Один из столпов Дискуссионного клуба, — пояснил господин Лимонебо, наблюдая за тем, как бодро двигается старушка. — В свое время — заядлая хоккеистка, шестнадцать лет представляла город на ярмарочных соревнованиях. Специалист по штрихкодам, названиям книг и картам. У нее есть оригинальная карта мира от «Пракер бразерс».
Это было любопытно — ведь облик мира до Того, Что Случилось, был известен нам только благодаря картам. По каким-то причинам их уничтожение не предписывалось Приложением XXIV.
— Она поддерживает теорию, согласно которой эта карта представляет доявленческие хроматические регионы?
— Она — да, но я сомневаюсь. Если бы наш регион был синим до Того, Что Случилось, имелись бы более зримые свидетельства этого.
— А аббревиатура «РИСК» — что она думает по этому поводу?
— Региональная интернациональная спектральная колоризация. Но попросите ее показать карту. Она почти целая, только в районе Иркутска и Камчатки поедена слизнями.
— Обязательно. Спасибо.
— Не за что. Как вам наш молниеотвод?
— Впечатляющий.
— О да. Некоторые утверждают, что он не стоил жизней серых, погибших при строительстве, но ведь леса в наши дни обходятся так дорого. Нам очень повезло с префектом Гуммигут, как по-вашему? Великолепная дама.
Я забыл, что, несмотря на свой зеленый кружок, Обри представлял лимонную часть в двуцветной фамилии супругов. Желтый до мозга костей.
Появилась еще одна пара. Женщину я узнал — Томмо показывал на нее в «Упавшем человеке». Это были родители Дуга и Дэзи Кармазин. Отец выглядел мрачновато: явно старший инспектор, не дождавшийся повышения. Он также имел неприятную привычку постоянно оглядываться при разговоре, точно где-то рядом шла более интересная беседа.
— Это Эдвард Бурый, — представил меня Обри, когда они проходили мимо. — Я рассказывал ему, как опасны молнии.
Последовал краткий сеанс рукопожатий и обмена любезностями. Кармазины, как видно, взвешивали вероятность того, что я останусь жить в городе. Подобно их сыну, я обладал потенциально сильным цветовосприятием.
— Молнии? А меня больше беспокоят лебеди. И бандиты.
— Вы знаете что-нибудь о бандитах? — спросил я, стараясь, чтобы фраза прозвучала как глубокомысленный вопрос, а не как саркастическое замечание — чем, в сущности, она и была.
— Я не большой любитель фактов, — сказал господин Кармазин, туповатый, но зато честный. — Скорее я тяготею к необоснованным предположениям. Но госпожа Гуммигут кое-что знает об этом. Да, мадам?
Я не заметил, как она вошла — с блокнотом в руке. Префекты обычно присутствовали на собраниях, чтобы записывать те «значительные и важные мысли», которые порой высказывались. К счастью, она явилась без Кортленда.
Салли Гуммигут двинулась в центр комнаты. Она выглядела чуть менее неприятно, чем всегда, но это мало что значило. Салли нельзя было назвать некрасивой, но ее поведение портило все, вызывая недоверие к ней. Но мы с отцом стали слушать ее самым внимательным образом. Остальные уже знали эту историю, но все равно стояли в почтительном молчании.
— В прошлом году навещала сестру в Желтополисе, — сказала она. — Там бандиты разбили лагерь так близко к городу, что совершали набеги на поля на рассвете и на закате, когда не было рабочих. Пришлось поставить капканы вдоль Внешних пределов. И удивительно — они поймали одну бандитку.
— На кого она была похожа?
— На грязное животное: немытая, вшивая, с плохими зубами, в изорванной одежде и заляпанном переднике, обувь без малейшего блеска. Недочеловек, вот что я вам скажу.
— А это не могла быть потерявшаяся в ночи, страдающая сильным никтопсихозом? — спросил отец.
Как и большинство людей, он видел, как действует на других ночная паника, или сам испытывал ее: дрожь, сердцебиение, внезапные выкрики, отрыв от реальности и в конце концов — умопомешательство.
