— А честно ли это, Ди?
— Четверг, какое «честно», — рявкнула Диана, — когда он захватил воздушный трамвай? Тут восемь жизней под угрозой! Не надо быть победителем в «Назови этот фрукт!», чтобы понять, как поступить. Пацифист этот неандерталец или нет, есть риск, что он может причинить вред пассажирам!
— Не дури! Ни один неандерталец никогда никому не причинял вреда! — сорвалась я, разъяренная тупостью коллег. — У вас там что, учебные сборы головорезов из ТИПА-14? Не на ком спецназ потренировать?
— Заложники часто начинают сочувствовать своим похитителям, Четверг. Не вмешивайся, мы сами это уладим.
— Ди, слушай внимательно, — произнесла я едва ли не по слогам. — Он — никому — не угрожал!
— Пока не угрожал, Четверг. Пока. Пойми, мы не можем так рисковать. Вот что мы сделаем: направим вас назад на Сиренчестерскую линию. В Криклейде устроят засаду агенты ТИПА-14. Как только неандерталец остановит вагон, боюсь, придется его убрать. Отведи всех пассажиров в конец салона.
— Диана, это безумие! Вы убьете его только за то, что он устроил кучке дур веселую поездку по Суиндонскому кольцу?
— Неандертальцев не убивают. Их убирают. Это большая разница, и, кроме всего прочего, закон очень суров к угонщикам.
— Он не угонщик. Он просто растерянный выморочник!
— Извини, Четверг, ничем помочь не могу.
Я зло бросила трубку. Вагончик уже повернул назад к Сиренчестеру. Мы пролетели станцию имени Бернарда Шоу — к великому удивлению ожидавших на перроне — и вскоре двинулись на север. Я вернулась к водителю.
— Киэлью, ты должен остановиться в Партоне.
Он в ответ только хмыкнул. Я не могла понять, обрадовало его мое заявление или огорчило, поскольку оттенки неандертальской мимики по большей части недоступны для людей. Несколько мгновений вагоновожатый смотрел на меня, затем спросил:
— У вас есть ребенки?
Следовало немедленно сменить тему. Обреченность на бесплодие — вот что горше всего оплакивали неандертальцы и чего они никак не могли простить своим хозяевам Homo sapiens. He пройдет и тридцати с лишним лет, как последние неандертальцы, появившиеся в результате генетического эксперимента, состарятся и умрут. Если, конечно, «Голиаф» не наделает еще. Они снова вымрут, и вряд ли даже его демарш способен этому помешать.
— Нет, у меня нет детей, — торопливо ответила я.
— У нас тоже, — сказал Киэлью, — но у вас есть выбирание. У нас нет. Нас не надо было возрождать. Это жестоко. Нас возродили, чтобы мы таскали чемоданы для сапиенсов, жили без ребенков и получали тык-тык зонтиком.
Он тоскливо уставился в пустоту. Быть может, перед его внутренним взором проносилась счастливая жизнь тридцать тысяч лет назад, когда никто не запрещал ему охотиться на гигантских травоядных и поедать их мясо в относительной безопасности своей пещеры. Он сказал, что едет домой… Чтобы попасть домой, ему надо было кануть обратно в небытие. Он не хотел причинить зла никому из нас и никогда не причинил бы. Он не мог причинить зла даже самому себе и потому решил доверить это ТИПА-агентам.
— Прощай.
Я чуть не подпрыгнула от того, как было произнесено это слово — словно окончательный приговор. Но, обернувшись, поняла, что это всего лишь мадам Коэн с кроссвордом. Она отгадала последнее слово.
— Наказ при расставании — «прощай»! — радостно бормотала она. — Прощай! Прощай! Кончено!
Мне это не понравилось. Ни чуточки. Три разгадки из кроссворда были: «надоеда», «Четверг» и «прощай». Опять совпадение. Не лопни шины, не найдись билет, вряд ли я сидела бы сейчас в воздушном трамвае. Все в салоне носили фамилию Коэн. А тут еще этот кроссворд. Но «прощай»? Если все пойдет по ТИПА-плану, то единственное существо, которое может принять данное восклицание на свой счет, это Киэлью…
Тут мы без остановки миновали Партон, и мне стало не до совпадений. Я попросила всех перейти в заднюю часть салона и, как только пассажирки столпились в хвосте, подошла к кабине водителя.
— Послушай, Киэлью. Если не будешь делать резких движений, они, возможно, и не откроют огонь.
— Мы про это думали, — сказал неандерталец, доставая из кармана комбинезона игрушечный пистолет. В полумиле впереди возникла станция Криклейд. — Они будут стрелять. Мы вырезали его из мыла. Из мыла «Дав»,
[9]
— добавил он. — Нам показалось, в этом есть ироничность.
Мы на полной скорости мчались к Криклейду. Я заметила машины ТИПА-14 на дороге и отряд спецназа в черном на платформе. До остановки оставалось ярдов сто, когда электричество вдруг отключилось, вагон затормозил и медленно пополз к станции. Дверь в кабину открылась, и я протиснулась внутрь, схватила мыльный пистолет и швырнула на пол. Киэлью не погибнет, по крайней мере пока я в силах этому помешать. Мы с грохотом подкатили к платформе. Оперативники ТИПА-14 открыли дверь и быстренько эвакуировали всех Ирм Коэн. Я обняла Киэлью за плечи. Я впервые прикасалась к неандертальцу и удивилась, как тверды его мышцы и какой он теплый.
— Отойдите от этого недра! — донесся усиленный мегафоном голос.
— Чтобы вы его пристрелили?! — проорала я в ответ.
— Он угрожал жизни пассажиров, Нонетот. Он представляет опасность для цивилизованного общества!
— Цивилизованного? — зло огрызнулась я. — На себя посмотри!
— Нонетот! — повторил голос — Отойдите в сторону! Это приказ!
— Пусть бывает, как они говорят, — сказал неандерталец.
— Через мой труп!
Словно в ответ, раздалось тихое «пок!», и в ветровом стекле появилось круглое отверстие от пули. Кто-то решил во что бы то ни стало убить Киэлью. Я взбеленилась и хотела в бешенстве заорать, но не смогла издать ни звука. У меня подломились колени, и я рухнула на пол. Мир вокруг подернулся пеленой и стал расплываться. Тело у меня онемело, послышался чей-то крик: «Врача!» Последнее, что я увидела, прежде чем провалиться во тьму, было широкое лицо Киэлью, горестно смотревшего на меня. В глазах у него стояли слезы, и он беззвучно шептал:
— Нам так жаль… Нам так жаль!
Глава 5.
Пропавшие автостопщики
Городские легенды древнее штиблет, но куда интереснее. Мне известны почти все — от собаки в микроволновке до шаровой молнии, что гонялась за домохозяйкой в Престоне, от жареной дронтьей ноги, найденной в шиз-стейке, до плотоядной диатримы,
[10]
вроде бы генетически воссозданной и проживающей ныне в Нью-Форест. Я читала все рассказы о летающей тарелке, разбившейся близ Лэмбурна в пятьдесят втором, и байки про то, будто Чарльз Диккенс был женщиной, а президент корпорации «Голиаф» на самом деле 142-летний старик, который живет в барокамере благодаря достижениям медицины. Разумеется, существует куча легенд о ТИПА-Сети, но самая любимая на данный момент — история о «странном существе», откопанном в Кванток-Хиллз. Да, я слышала их все. Никогда не верила ни одной. Пока однажды сама не стала легендой…
