Я молча пожала плечами.
— По-вашему, мы дураки, Нонетот? Папаша иногда вам что-то поручает, и мы готовы закрыть на это глаза, но ваших перемещений во времени мы уж точно не потерпим. Был перенос?
— Значит, вот в чем вы меня обвиняете? И я здесь именно поэтому?
— Отвечайте на вопрос.
— Нет, сэр.
— Врете. Отец успел вернуть вас пораньше, но он не так уж хорошо контролирует временной поток. Мистер Киэлью передумал угрожать пассажирам челнока. Вы шагнули не туда, Нонетот. Немножечко оступились в потоке времени. Случилось все то же самое, но в несколько ином порядке. Отклонение было совсем небольшим — примерно девятого уровня. Временные отклонения — профессиональный риск в работе Хроностражи.
— Чушь собачья, — фыркнула я.
Брекекекс заметил бы мое вранье, но, может быть, мне удастся обвести вокруг пальца Скользома.
— Вижу, вы не понимаете, мисс Нонетот. Это куда важнее, чем вы сами и ваш папенька. Два дня назад мы потеряли связь с двенадцатым декабря. Мы знаем, что сейчас проходит забастовка, но даже внештатники, засланные нами вперед, в будущее, не выходят на связь. Похоже, надвигается большая катастрофа. Если ваш отец рискнул даже вами, стало быть, он и сам так считает. Хоть мы с ним и враждуем, надо признать, он мастер своего дела, иначе мы бы покончили с ним много лет назад. Что происходит?
— Я просто подумала, что у него пистолет, — повторила я.
Скользом молча пялился на меня несколько минут.
— Начнем с начала, мисс Нонетот. Вы обыскали неандертальца на предмет наличия муляжа пистолета, муляж обнаружили у него на следующий день, вы извинились перед ним, назвав его по имени, а полицейский, арестовавший вас на станции воздушного трамвая, сказал, что видел, как вы переводили часы. Немного промахнулись, не так ли?
— Как это — «муляж пистолета обнаружили у него на следующий день»?
Скользом ответил совершенно спокойно:
— Киэлью застрелили сегодня утром. Так что говорите, и побыстрее. У меня хватит доказательств, чтобы запетлевать вас на двадцать лет. Помните об этом!
Я хмуро смотрела на него, не зная, как вести себя дальше.
«Запетлевать» — жаргонное словечко, так называют заключение в замкнутой петле временного поля. Преступников заключают в повторяющуюся петлю времени продолжительностью восемь минут на пять, десять или двадцать лет. Обычно это делается в прачечной самообслуживания, в приемной врача или на автобусной остановке. Зачастую в вашем присутствии время близ петли для окружающих замедляется. Ваше тело стареет, но вы обходитесь без еды и питья. Это жестоко и противоестественно, зато дешево и не требует ни решеток, ни охранников, ни пищи.
Я открывала и закрывала рот, словно выброшенная на песок рыба.
— Расскажите нам все о вашем отце — и выйдете отсюда на свободу.
На лбу у меня выступили капли пота. Я смотрела на Скользома, Скользом смотрел на меня, пока наконец мне не пришел на помощь Брекекекс:
— Мисс Нонетот тем утром работала для нас, ТИПА-13, сэр, — негромко и невозмутимо произнес он. — Киэлью был замешан в подстрекательстве неандертальцев к бунту. Операция являлась секретной. Спасибо, мисс Нонетот, но нам придется рассказать ТИПА-1 правду.
Скользом гневно зыркнул на неандертальца, который ответил ему бесстрастным взглядом.
— Почему вы мне об этом не доложили, Брекекекс?
— Вы не спрашивали.
Теперь единственное, в чем мог обвинить меня Скользом, так это в переводе часов назад. Он зарычал.
— Если ваш папаша что-то затевает, а вы от нас это утаили, я позабочусь, чтобы вас запетлевали по ту сторону Большого Взрыва!
Он перевел дух и ткнул пальцем в Брекекекса.
— Если вы лжесвидетельствовали, то я и вас засажу! Вы возглавляете неандертальский штат ТИПА-13 по одной-единственной причине — для показухи!
— Непонятно, как вы стали доминирующим видом, — не выдержал наконец адвокат. — При вашей-то злобе, нетерпимости и тщеславии.
— Это краеугольный камень нашей эволюции, Брекекекс. Мы менялись и приспосабливались к враждебной среде. Нам это удалось, а вам нет. Что и требовалось доказать.
— Не прикрывайте свои грехи Дарвином, Скользом, — ответил неандерталец. — Это вы сделали нашу среду обитания враждебной. И вы тоже погибнете. Но не из-за появления другого доминантного вида. Вы сами себя погубите.
— Чушь, Брекекекс. У вас был шанс, и вы его упустили.
— У нас тоже есть право на здоровье, свободу и стремление к счастью.
— С точки зрения закона — нет, — спокойно ответил Скользом. — Эти права принадлежат только людям. Если хотите равенства, обратитесь в «Голиаф». Он вас возродил. Он ваш хозяин. Если повезет, вы, может быть, даже окажетесь в опасности, как и мы. Попросите как следует — и снова превратитесь в вымирающий вид.
Скользом захлопнул папку с моим делом, схватил шляпу, вынул обе кассеты и ушел, не сказав больше ни слова.
Как только дверь за ним захлопнулась, я облегченно вздохнула. Сердце стучало, как паровой молот, но меня пока не арестовали.
— Мне жаль мистера Киэлью.
Брекекекс пожал плечами.
— Он был несчастлив, мисс Нонетот. Он ведь не просил, чтобы его возрождали.
— Вы солгали ради меня, — не веря себе, сказала я. — Я думала, неандертальцы не умеют лгать.
Он несколько секунд смотрел на меня.
— Не то чтобы не умеем, — ответил он наконец. — Нам просто незачем. Мы помогли вам потому, что вы хороший человек. В вас есть агрессивность сапиенсов, но вы и сочувствовать умеете. Если вам еще понадобится помощь, мы к вашим услугам.
Обычно спокойное и неподвижное лицо Брекекекса искривилось в гримасе, обнажив два ряда редких зубов. В первое мгновение я испугалась, но потом осознала, что имею честь видеть улыбку неандертальца.
— Мисс Нонетот…
— Да?
— Наши друзья зовут нас Брек.
— А меня мои — Четверг.
Он протянул мне громадную лапищу, и я с благодарностью ее пожала.
— Вы хороший человек, Брек.
— Да, — медленно ответил он, — нас такими возродили.
Он забрал свои заметки и ушел.
Через десять минут я вышла из здания ТИПА и направилась к Лондэну в кафе. Его там не было, поэтому я заказала кофе и ждала его минут двадцать. Он так и не появился. Я оставила записку для Лондэна у хозяина кафе и поехала домой, полагая, что в преддверии грядущего конца света, после того как я едва избежала случайной гибели «в результате стечения обстоятельств», попала под суд неизвестно за что и видела пропавшую пьесу Шекспира, ничего странного со мной приключиться больше просто не может. Но я ошибалась. Очень сильно ошибалась.
