— Спасибо, ваша честь, — умудрилась вставить я, но тут Ньюхен схватил меня за руку и, прошептав на ухо: «Бежим отсюда!» — поволок меня к двери, продираясь сквозь толпу людей в темных костюмах.
— Браво! — кричал кто-то с галереи. — Браво… и еще раз браво!
Мы вывалились из зала и тут же наткнулись на мисс Хэвишем, увлеченно обсуждавшую с Эстер вероломство мужчин и мужа собеседницы в частности. В комнате они были не одни. Загорелый угрюмый грек сидел рядом с циклопом, голова у которого была замотана окровавленной тряпкой. Их адвокаты тихо совещались в углу о предстоящем деле.
— Как прошло? — спросила Хэвишем.
— Отсрочка, — выдохнул Ньюхен, отирая лоб и пожимая мне руку. — Отлично, Четверг. Я и не подумал, что можно так ловко защититься, упомянув о профессии маляра. Здорово, ничего не скажешь!
— А после отсрочки что?
— Продолжение слушаний. Не помню, чтобы этот суд хоть кому-нибудь вынес оправдательный приговор. Но в следующий раз дело будет разбирать настоящий следователь, которого я выберу сам!
— А что с Хопкинсом?
— Ему придется нанимать очень хорошего адвоката! — рассмеялся Ньюхен.
— Отлично! — сказала Хэвишем и встала. — Пора на распродажу. Вперед!
Мы уже уходили, когда отворилась дверь и следователь провозгласил:
— Одиссей! Дело о нанесении тяжких телесных повреждений циклопу Полифему!
— Он сожрал моих друзей!.. — зло прорычал Одиссей.
— Это дело слушается завтра. Сегодня мы его обсуждать не будем. Вы следующие — и вы опоздали.
И следователь снова захлопнул дверь.
Глава 19.
Книговсяческая распродажа
Я никогда так быстро не училась, как в беллетриции. Кажется, все ее обитатели ожидали моего появления давным-давно. Мисс Хэвишем проверила мои способности к книгопрыганью вскоре после того, как меня к ней определили, и результат получился жалкий — тридцать восемь из ста. У миссис Накадзима показатель был девяносто восемь, а у самой Хэвишем — девяносто девять. Для прыжка мне всегда будет нужна книга, и мне придется из нее вычитываться, как бы хорошо я ни помнила текст. В этом есть свои неудобства, но и свои плюсы. В конце концов, я смогу читать текст, не опасаясь в нем исчезнуть…
ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ.
Беллетрицейские хроники
Когда мы вышли, Ньюхен притронулся к шляпе и исчез, отправившись защищать клиента, который в тот момент маялся в долговой тюрьме. День стоял пасмурный, но теплый. Я посмотрела с балкона вниз на играющих во дворе детишек.
— Что ж, — изрекла мисс Хэвишем. — Ты взяла еще один рубеж и кое-чему научилась. Суиндонская Книговсяческая полная распродажа начинается в двенадцать, и я хочу немного поохотиться. Перенеси меня туда.
— Как?
— Подумай, девочка! — сурово ответила Хэвишем, схватив трость и несколько раз взмахнув ею в воздухе. — Давай-давай! Если не можешь перебросить меня прямо туда, перенеси нас к себе домой, а оттуда поедем на машине. Только торопись. Красная Королева опередила нас, а там будут собрания сочинений, на которые она спит и видит, как бы лапу наложить! Мы просто обязаны оказаться там раньше ее!
— Прошу прощения, — заикаясь, начала я. — Я не могу…
— Никаких «не могу»! — вскричала мисс Хэвишем. — Книги-то, книги тебе на что, девочка моя?
И тут до меня дошло. Я извлекла из кармана беллетрицейскую книгу в кожаном переплете и открыла ее. На читанной уже первой странице помещалась информация о Великой библиотеке, на второй — отрывок из романа Джейн Остин «Разум и чувство», а на третьей — детальное описание моей квартиры в Суиндоне, очень подробное, вплоть до потеков на кухонном потолке и засунутых под диван журналов. На последних страницах мелким шрифтом были напечатаны правила и законы, советы и рекомендации, а также список мест, которых следовало избегать. Там имелись иллюстрации, а также карты, совершенно не похожие на виденные мною раньше. А еще там оказалось гораздо больше страниц, чем могло уместиться под такой обложкой.
— Ну? — нетерпеливо сказала Хэвишем. — Мы идем или нет?
Я открыла страницу с описанием моей суиндонской квартиры. Начала читать и ощутила, как Хэвишем костлявой рукой взяла меня под локоть, затем остроконечные крыши и ветхие здания стали расплываться и перед нами возникла моя собственная конура.
— Ага! — сказала Хэвишем, с презрением оглядывая крохотную кухоньку. — И это ты называешь домом?
— Пока да. Мой муж…
— Это который неизвестно, существовал или нет, и ты даже не знаешь, женился ли он на тебе?
— Да, — твердо ответила я. — Тот самый.
Она улыбнулась и добавила, глядя на меня недобрым взглядом:
— И у тебя нет никаких тайных причин поступить ко мне в стажеры?
— Нет, — соврала я.
— А может быть, ты движима какими-то тайными соображениями?
— Ни в коем случае.
— Ты не собираешься заниматься книжным каперством или чем-то подобным ради острых ощущений или денег?
Я помотала головой. То, что мне необходимо сделать для спасения Лондэна, могло не понравиться мисс Хэвишем, а посему я решила не распространяться о своих истинных целях.
— В чем-то ты привираешь, — процедила она. — Но никак не возьму в толк, в чем именно. Дети — непревзойденные лжецы. Твои служанки недавно попросили расчет?
В раковине громоздилась гора немытых тарелок.
— Да, — снова соврала я, стараясь не обращать внимания на ее пренебрежительный тон. — Домашняя прислуга в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году — большая проблема.
— Да и в девятнадцатом веке это те еще цветочки, — ответила мисс Хэвишем, опираясь на кухонный стол, чтобы не упасть. — Находила я хороших служанок, но они не задерживались у меня. Их соблазняли те самые, ну, ты понимаешь, злодеи.
— Злодеи?
— Мужчины! — прошипела Хэвишем. — Лживый пол. Попомни мои слова, дитя, если поддашься их чарам, до добра это тебя не доведет. А они умеют обольщать как змеи, поверь мне!
— Попытаюсь удержаться, — пообещала я.
— И строго храни целомудрие, — сурово сказала мне она.
— Тут и говорить нечего.
— Хорошо. Могу я одолжить у тебя эту вещь?
Она указала на принадлежавшую Майлзу Хоку куртку «Суиндонских молотков». Затем, не дожидаясь ответа, надела ее, заменила фату форменной кепкой ТИПА и с удовлетворением спросила:
— Выход здесь?
— Нет, это дверца в чулан. А выход на улицу там.
Мы открыли дверь и нос к носу столкнулись с моим домовладельцем, который как раз собирался постучать.
— Ага! — прорычал он. — Нонетот!
