— Все в порядке? Имей в виду, ты можешь вернуться в любой момент. Только скажи, и в два счета окажешься в Суиндоне.
Она не угрожала — просто оставляла мне путь к отступлению. Всплыли мысли о Лондэне, о ребенке. Я без особых последствий пережила книжную распродажу и «Джен Эйр», так чем же может мне угрожать «пустячок» из предыстории диккенсовского романа? Кроме того, пригодится любая практика.
— Я готова, мисс Хэвишем.
Она кивнула, опустила рукав, сняла с полки «Большие надежды», положила на библиотечный стол и открыла:
— Нам надо попасть в книгу до начала основного действия романа. Так что прыжок тебе выпал не самый обычный. Ты меня внимательно слушаешь?
— Да, мисс Хэвишем.
— Хорошо. Дважды повторять не стану. Сначала вчитайся в книгу и перенеси нас туда. Давай.
Я открыла книгу и начала читать вслух первую страницу, на сей раз крепко держа мешок:
«…Мы жили в болотистом крае близ большой реки, в двадцати милях от ее впадения в море. Вероятно, свое первое сознательное впечатление от окружающего меня широкого мира я получил в один памятный зимний день, уже под вечер. Именно тогда мне впервые стало ясно, что это унылое место, обнесенное оградой и густо заросшее крапивой, — кладбище; что Филип Пиррип, житель сего прихода, а также Джорджиана, супруга вышереченного, умерли и похоронены; что малолетние сыновья их, младенцы Александер, Бартоломью, Абраам, Тобиас и Роджер, тоже умерли и похоронены; что плоская темная даль за оградой, вся изрезанная дамбами, плотинами и шлюзами, среди которых кое-где пасется скот, — это болота; что замыкающая их свинцовая полоска — река; далекое логово, где родится свирепый ветер, — море; а маленькое дрожащее существо, что затерялось среди всего этого и плачет от страха, — Пип…»
[51]
И мы оказались там, среди могил, в самом начале «Больших надежд». Воздух был промозглым и холодным, с моря наползал туман. На дальнем конце кладбища среди источенных временем и непогодой камней сидел, съежившись, маленький мальчик. Он разговаривал сам с собой, глядя на две могильные плиты, лежащие рядом. Но там присутствовал и кое-кто еще. Точнее, целая толпа копала могилу где-то за кладбищенской оградой в свете двух электрических ламп, которые питались от гудевшего где-то поблизости небольшого генератора.
— Кто это? — шепотом поинтересовалась я.
— Отлично, — прошипела мисс Хэвишем, не слушая меня, — а теперь прыгаем туда, куда нам надо… что ты сказала?
Я кивнула в сторону незнакомцев, один из которых катил тачку по дощатым мосткам, а потом вывалил ее содержимое на большую кучу земли.
— Господи! — воскликнула мисс Хэвишем, устремляясь к группе. — Это же командор Брэдшоу!
Я потрусила за ней, и вскоре мы оказались в центре археологических раскопок. В землю врыли колья и натянули между ними веревку, огородив весь участок. Внутри добровольцы, стараясь не шуметь, старательно вычищали что-то небольшими лопатками. На складном походном стуле восседал мужчина в костюме для сафари, пробковом шлеме, с моноклем в глазу и с густыми пышными усами. Роста в нем было от силы фута три, а встав, он оказался еще ниже.
— Клянусь, это же малышка Хэвишем! — воскликнул он шепотом. — Вы все молодеете и молодеете!
Мисс Хэвишем поблагодарила его и представила меня. Брэдшоу пожал мне руку и поздравил со вступлением в ряды беллетриции.
— Вы что тут делаете, Траффорд? — спросила моя наставница.
— Провожу археологические раскопки для Фонда Чарльза Диккенса, милая моя. Некоторые литературоведы полагают, что «Большие надежды», согласно исходному замыслу автора, начинались не на этом кладбище, а еще в доме родителей Пипа. Поскольку рукописных свидетельств не найдено, мы решили немного порыться в окрестностях и посмотреть, не удастся ли обнаружить остатки переписанных сцен.
— И как?
— Наткнулись на доработку идеи, воплощенной Диккенсом в «Нашем общем друге», несколько неприличных лимериков и какой-то невнятный набросок. Больше ничего.
Хэвишем пожелала археологам удачи, мы попрощались, и они вернулись к раскопкам.
— Это необычно?
— Да тут, куда ни ткни, все необычно, — ответила Хэвишем. — Потому-то наша работа так захватывает. А куда нам надо попасть теперь?
— Мы хотели переместиться в докнижную предысторию.
— Помню. Для прыжка вперед достаточно сосредоточиться на номере страницы или, если угодно, на определенном событии. Но чтобы нырнуть в действие до первой страницы, придется вообразить себе отрицательный номер страницы или событие, которое могло произойти до начала книги.
— И как я должна представлять себе отрицательную страницу?
— Представь себе что-нибудь… скажем, альбатроса.
— Ну?
— Отлично, теперь убери его.
— Ну?
— А теперь убери другого альбатроса.
— А как? Тут больше нет альбатросов!
— Ладно. Представь себе, что я дала тебе альбатроса, чтобы восполнить дефицит морских птиц. И сколько теперь у тебя альбатросов?
— Ни одного.
— Хорошо. А теперь отдохни, пока я верну своего альбатроса.
Тут меня пробрал холод, я вздрогнула, на мгновение передо мной открылась и тут же сомкнулась пустота, по форме напоминавшая силуэт альбатроса. Самое странное, что на кратчайшее мгновение мне удалось постичь этот принцип, — но осознание тут же рассеялось, как сон после пробуждения. Я заморгала и уставилась на Хэвишем.
— Это, — заявила она, — был отрицательный альбатрос. Теперь твоя очередь, только вместо альбатросов вообрази номера страниц.
Я изо всех сил попыталась представить себе отрицательный номер страницы, но у меня ничего не получилось, и мы очутились в саду Сатис-Хауса, где двое мальчишек как раз собрались подраться.
— Ты что делаешь?
— Я пробую…
— А ты не пробуй, девочка моя. В этом мире есть два типа людей: одни действуют, другие пробуют. Ты относишься к последнему типу, а я пытаюсь воспитать из тебя человека действия. Сосредоточься, девочка!
Я сделала еще одну попытку вообразить отрицательную страницу и на сей раз попала в любопытную сцену, похожую на кладбище из первой главы, но и могилы, и стены, и церковь представлялись в ней какими-то картонными декорациями. Два персонажа, Мэгвич и Пип, тоже оказались двухмерными и неподвижными, словно вырезанные из бумаги фигурки, разве что повели глазами в сторону при моем появлении.
— Ой, — прошипел Мэгвич сквозь зубы, не шевельнувшись. — Мотай отсюда.
— Извините?
— Мотай отсюда! — повторил Мэгвич более сердито.
Я только начала обдумывать ситуацию, как появилась Хэвишем, схватила меня за руку и перепрыгнула в предысторию романа.
