Ровно в четыре Вторник, выжатая и немного сердитая, вышла из кабинета математики.
— Привет, солнышко, — сказала я. — Как учеба?
— Нормально, — пожала плечами дочь, отдавая мне рюкзачок, розовый дождевик и полупустую коробку для завтраков с Винни-Пухом на крышке. — Тебе обязательно приходить за мной в спецовке «Акме»? Это ну та-а-а-ак неловко.
— Конечно обязательно, — ответила я, громко и влажно чмокнув ее в щечку, дабы смутить ее еще больше.
Впрочем, это не сработало, поскольку ученики в ее матклассе все были взрослые и слишком озабоченные числовыми рядами и параметризованными эллиптическими кривыми, чтобы обращать внимание на то, как мама ставит дочку в неловкое положение.
— Они все какие-то тормозные, — заявила моя дщерь по пути к фургону. — Некоторые вообще едва считать умеют.
— Солнышко, это лучшие математические умы на сегодняшний день. Ты должна бы радоваться, что они приезжают к тебе учиться. Для математического сообщества, должно быть, стало шоком, когда ты открыла, что нечетных чисел на шестнадцать больше, нежели четных.
— На семнадцать, — поправила она меня. — Утром в автобусе я придумала еще одно. Несоразмерность четных-нечетных — это легко. Гораздо труднее объяснить, что самое большое число действительно имеется, — факт, от которого кувырком летит вся работа по бесконечным рядам.
Умные гены, унаследованные Майкрофтом от его отца, явно проигнорировали меня и маму, но проявились во Вторник. Как ни прискорбно, двое сыновей Майкрофта носили коллективное прозвище Тупицы, и притом отнюдь не ироническое.
Увидев за воротами фургон «Акме», Вторник снова застонала, но согласилась залезть в кабину, когда я сообщила, что единственной альтернативой является долгая пешая прогулка до дому. Она съежилась на сиденье, чтобы ее не заметили снаружи.
Мы направились не прямо домой. Перед уходом с работы я созвонилась с Колом. У него появились новости насчет привиденчества Майкрофта, и мы договорились встретиться у мамы. Когда я приехала, они с Полли предавались в кухне бессмысленной перепалке из серии «каков средний размер апельсина», поэтому я оставила Вторник с ними, чтобы мама сожгла ей пирог, а Полли обсудила продвинутую Нонетотову геометрию.
— Здорово! — приветствовала я Кола, ждавшего меня в своей машине.
— Йо. Придумала, что делать с Феликсом-восемь?
— Нет пока. Допрошу его еще раз вечерком, попозже.
— Как хочешь. Я тут повыяснил кой-что на том свете. Помнишь моего мертвого напарника, Чесни? Он говорит, что явление Майкрофта относится к так называемым нерегулярным информативным фантомам.
— Они у вас еще и классифицированы?
— А как же! В списке «А» значатся: «бесцельный крикун», «предупреждающий о кризисе», «мстительный» и «до тошноты повторяющийся тупой и нудный». И отсюда чем дальше, тем мельче: полтергейсты, безликие шары, квазирелигиозные видения и призрачные запахи, как правило связываемые с недавно почившим домашним лабрадором.
По садовой тропинке мы направились к мастерской Майкрофта.
— Я улавливаю картину. И что все это значит?
— Это значит, что Майкрофт что-то хотел сказать, перед тем как умер, — но не сказал. Нечто важное, ради чего стоило выбивать лицензию на возвращение, пусть хоть на несколько часов. Выключи мобильник.
Я сунула руку в карман и сделала, как он просил.
— Радиоволны создают помехи их энергетическому полю, — пояснил он. — Явления сильно снизились с момента возникновения мобильной связи. Поразительно, что привидения вообще еще остались. Готова?
— Готова.
Мы подошли к дядиной лаборатории, Кол взялся за ручку и мягко толкнул дверь. Если мы надеялись увидеть Майкрофта стоящим во всем его призрачном великолепии, то нас ждало разочарование. Помещение было пусто.
— Он был вон там.
Кол закрыл глаза, принюхался и коснулся верстака.
— Ага, — сказал он, — я его чую.
— Правда?
— Нет, не совсем. Так где он был?
— У верстака. Кол, что такое привидение на самом деле?
— Фантом, — произнес мой дядя Майкрофт, как раз материализовавшийся, — это, по сути своей, гетероморфная волновая структура, приобретающая плотность, когда видение превращает тепловую энергию окружающей среды в видимый свет. Это завораживающий процесс, и я поражаюсь, как никто не додумался обуздать его. Голографическое телевидение могло бы работать от тепла, вырабатываемого морской свинкой средних размеров.
Я поежилась. Майкрофт был прав: температура действительно упала — и вот он стоит, но куда менее плотный, чем в прошлый раз. Я легко различала сквозь него дальнюю сторону верстака.
— Еще раз здравствуй, Четверг, — сказал он. — Добрый вечер, мистер Стокер.
— Добрый вечер, сэр, — отозвался Кол. — В царстве мертвых говорят, что вы хотите нам о чем-то рассказать.
— Правда? — спросил Майкрофт, глядя на меня.
— Да, дядя. Ты нерегулярный… этот…
— Нерегулярный информативный фантом, — подсказал Кол услужливо. — НИП, или, на нашем рабочем жаргоне: «Скажи и заткнись».
— Это значит, дядя, — подхватила я, — что ты собирался сказать нам что-то действительно важное.
Майкрофт задумался так надолго, что я едва не ткнула его локтем, прежде чем сообразила, что это бесполезно.
— Типа чего? — спросил он наконец.
— Не знаю. Может… смысл жизни или что-нибудь в этом роде?
Майкрофт с сомнением посмотрел на меня и вскинул бровь.
— Единственное, что приходит на ум, — это «стульев много не бывает».
— И все? Ты восстал из мертвых, чтобы давать мне советы по расстановке мебели?
— Понимаю, это не ахти какая философия, — пожал плечами Майкрофт, — но она может пригодиться, если кто-нибудь неожиданно заскочит на ужин.
— Дядя, пожалуйста, постарайся вспомнить, что ты хотел нам сообщить!
— А меня, случайно, не убили? — спросил он мечтательно. — Привидения часто возвращаются, если их убили или еще что… По крайней мере, Патрик Суэйзи так делал.
— Тебя точно не убивали, — сообщила я. — Ты долго болел.
— Тогда это загадка, — пробормотал Майкрофт, — но, полагаю, у меня в запасе изрядный кусок вечности, чтобы ее разгадать.
Вот что мне нравилось в дяде — он всегда был оптимистом. Но на этом все и закончилось. В следующее мгновение он исчез.
— Тридцать три секунды, — сказал Кол, предусмотрительно включивший секундомер, — и непрозрачность процентов пятьдесят пять.
Он пролистал бывшую при нем книжечку с таблицами и наконец изрек:
— Хм, почти наверняка тройственное явление. Ты увидишь его еще один раз. Непрозрачность будет всего процентов пятнадцать-двадцать, и продержится он не больше пятнадцати секунд.