– Это наши.
Михаил, представив своих друзей, вкратце рассказал о своих злоключениях и о желании как можно быстрее попасть в Ростов, к полковнику Орлову. Белов, слегка поморщившись (неприязнь к контрразведчикам он никогда не скрывал), обещал помочь. Но это будет завтра… А сегодня он их никуда не отпустит.
После непременной бани был накрыт стол в горнице дома, в котором обитал командир полка. В окружении штабных офицеров, под казацкую самогонку-первак да под дары Батюшки Дона полились фронтовые воспоминания прошлых лет, которые постепенно перешли на события настоящего времени. И с каждой поднятой чаркой, с каждым произнесенным тостом вместо ожидаемого веселья Михаил наблюдал, как лица офицеров становились мрачнее и суровее.
– Всю Россию шомполами перепороть, всех жидов вместе с товарищами – на фонарные столбы… Каждого второго пролетария к стенке, а остальных – к станкам приковать, чтоб пахали день и ночь – на хлебе и воде, а лучше, чтоб вообще только на воде, – орал какой-то занюханный офицерик, – тогда им не до марксистских теорий будет!..
Офицерик продолжал нести еще какую-то околесицу. Разговоры других офицеров мало чем по смыслу отличались от речи этого оратора. Все содержание сводилось к глаголам: перепороть, перевешать, перестрелять. Михаилу стало скучно. Взглянув на кислые лица своих товарищей, которым, по-видимому, тоже надоела эта гулянка, он выбрался из-за стола и вышел на подворье.
– Ты их прости, капитан, – услышал Михаил голос вышедшего следом за ним Белова, – большинство из них – простые казаки, кровью заработавшие офицерские погоны. А сейчас пошла такая мясорубка – брат на брата, сын на отца идут… Я сам видел не раз такую бойню… Зубами глотки рвут.
Утром следующего дня, уже в дороге, Михаил с удовольствием оглядывал подтянутые фигуры товарищей, которых преобразила офицерская форма. Они ехали впереди казачьей сотни, направляющейся в Ростов для охраны обоза с фуражом, амуницией и оружием, что было выделено для полка, стоявшего на переформировании. Вспоминая разговор с полковником Беловым, он размышлял: «Озверел народ. Первая пролитая кровь требует возмездия, и по возрастающей следующая кровь требует возмездия в еще большем количестве… Россия сейчас напоминает запойного люмпена, который, в горячечном бреду заливая в себя новые увеличивающиеся порции алкоголя и пытаясь этим погасить абстинентный синдром, вызывает еще большую эскалацию алкогольных ломок, заканчивающихся обычно белой горячкой и гибелью. Так и тысячелетняя Россия стоит на краю гибели, заливая свои просторы все новыми порциями славянской крови, пытаясь потушить пожар грандиозной российской вендетты, и этим только подливает масла в огонь. А по разные стороны баррикад стоят уже не политические противники, а кровные враги, чья ярость более страшна и испепеляюща. „Пепел Клааса стучит в мое сердце“ – эту фразу Шарля де Костера сейчас в России могут повторить очень многие… И над этим кровавым варевом усердно трудятся московские наркомы – кулинары, дирижируя смертельными поварешками лозунгов и забрасывая в печи этой вендетты все новые и новые порции человеческого материала. А какой супчик сварится из обломков Российской империи – не знает никто, даже сами повара. Вот и он, князь Михаил Муравьев, втянут в эту кровавую круговерть; и он кричит себе: „Пепел Клааса стучит в мое сердце“. И он не только хочет, но и будет мстить. При этом имеется четкое понимание происходящего – незаживающая рана в его душе тоже требует крови. Он не только не может приглушить это желание, но и не хочет…»
Из задумчивого состояния его вывел прискакавший урядник, отправленный с разъездом впереди сотни. Он доложил ехавшему рядом с Михаилом есаулу, что замечена красная конница – около полутора сотен сабель, – рейдовавшая, скорее всего, по тылам противника. Сейчас конница направляется им навстречу.
Молодой есаул вопросительно глянул на Михаила, чей авторитет для него был непререкаем после рассказа полковника Белова о подвигах штабс-капитана на фронте. Да и георгиевские кресты и золотое оружие с гравировкой «За храбрость» невольно внушали уважение, несмотря на молодые годы их обладателя.
Михаил с ходу предложил диспозицию, согласно которой сотня разделяется на два отряда и маскируется за холмами. А он с двумя своими товарищами едет вперед. При соприкосновении с красными, обстреливая их из ручных пулеметов, пускается в бегство, заманивая врага в ловушку.
По приказу есаула сотня разделилась. Прихватили и трех запасных лошадей Михаила, груженных воинскими припасами, прихваченными из тайника при отъезде из Светлого. Здесь было различное оружие, снаряжение ниндзя и многое другое, аккуратно упакованное и не занимающее много места, но, по мнению Михаила, необходимое ему в ближайшем будущем.
Тройка друзей подготовила ручные пулеметы и, приторочив их к седлам, не спеша двинулась вперед. Блюм, не доезжая метров пятидесяти до следующего поворота дороги, соскочил с лошади, протянул поперёк дороги канат и привязал концы к двум деревьям. Затем наклонил одно из них так, чтобы канат лежал на дороге, но тут же натягивался, превращаясь в преграду, стоило только взмахнуть на скаку шашкой и перерезать веревку, держащую ствол согнутым.
Отъехав от поворота на расстояние около двух километров, друзья спокойно ждали появления врага.
Михаил был уверен в своих друзьях. Недаром еще в юности учитель Митихата заставлял их часами держать, сжимая коленями, тяжелые валуны, одновременно фехтуя, или сжимать в вытянутых руках различное тяжелое оружие, вырабатывая таким образом умение управлять лошадью без уздечки, одним только давлением колен. В юнкерском училище Михаил на манеже, не рассчитав свои усилия, как-то удивил преподавателя верховой езды, придавив ногами лошадь до полусмерти. Ее потом списали – после травм ребер она уже не могла служить в кавалерии. Всевозможные тактические приемы в игровой форме, применимые к настоящей ситуации, тоже не раз проводились под руководством Митихаты. Поэтому действия ребят были отточены до мелочей и они понимали друг друга с полуслова.
Блюм, как самый цепкий, поскакал вперед и забрался на росшую на возвышенности сосну. Он увидел в бинокль движение красного отряда и убедился в том, что беспечные красноармейцы не выслали впереди себя разведку, решив, видимо, что по проселочным дорогам крупные отряды белых не передвигаются. Александр вернулся к своим и сообщил, что приближавшийся отряд, раза в полтора больший, чем они предполагали, состоит из отборных буденновских головорезов.
Развязка не заставила себя долго ждать. Командир буденновского отряда, выехав из-за поворота и неожиданно увидев вблизи легкую добычу, выхватил шашку и кинулся за ними, увлекая за собой весь отряд. Друзья, пустившись вначале в бегство, не увеличивая расстояния и втянув весь отряд в погоню, резко развернулись и спокойно, как когда-то в тире, начали расстреливать приближавшуюся конницу из ручных пулеметов. Смешавшиеся в кучу всадники и кони, дикое ржание, страшные крики раненых людей, встающая столбом пыль и перекрывавший все звуки грохот пулеметов – все это заставило отряд остановиться. Во время возникшей паники стрелки продолжали опустошать ряды красноармейцев и буквально в считаные минуты отряд был ополовинен. Стрельба вдруг утихла – патроны в дисках пулеметов закончились. Несмотря на гибель командира, отряд, сформированный из отборных, вымуштрованных красных казаков, перегруппировался и бросился в погоню. Жажда мести за погибших товарищей и командира затмила все и не дала им задуматься о провокационом плане «беглецов».
