Только когда они уже остались без свидетелей, сидя в предбаннике, Блюм, хмуро поглядывая на покрытое огромными, но ставшими уже сходить желто-фиолетовыми кровоподтеками тело Михаила, позволил себе произнести вслух крутившуюся у всех троих мысль:
– Если это игра, то он – гениальный актер.
Имя не было сказано, но все и так поняли, о ком идет речь.
– Эта профессия требует отчаянного лицедейства, – вяло ответил Михаил, развалившись на полке и находясь, после парной, в приятной истоме. – Я и сам начинаю сомневаться в своих умозаключениях и доказать сам себе пока что ничего не могу. В нашем распоряжении еще четыре часа. Мне хотелось бы до окончания этого срока услышать ответы, от которых будет зависеть наша дальнейшая судьба.
Как обычно во время таких бесед-совещаний, Михаил, уже давно негласно заняв позиции лидера, добавил:
– Прошу, для краткости, выслушать меня, не задавая вопросов. А потом я выслушаю ваше мнение. – Неловким движением задев неглубокую и уже заживающую рану на боку, он поморщился и, сделав паузу, продолжил: – Я, считавший, что эта война – не моя, и не собиравшийся поддерживать ни одну из сторон, волею страшного случая оказался вместе с вами в самом водовороте событий; и судьба заставила меня примкнуть к Белому движению. Моя позиция на данном этапе в чем-то схожа с позицией белых… В одном я твердо уверен – буду на их стороне до тех пор, пока не отомщу за смерть своих близких всем прямым виновникам их гибели. Это первое. Второе – я и так очень богатый человек, поэтому предлагаю ценности, захваченные мной у Свиридова, поделить между нами. – Михаил внимательно посмотрел на друзей и, не увидев в их глазах ханжеского сопротивления, удовлетворенно кивнул головой.
– Третье, – продолжал он, – у вас есть выбор: воспользоваться этими ценностями или пойти со мной до конца, пока моя жажда мести не будет удовлетворена. В последнем случае я вам предлагаю не делить деньги, а сдать их в Москве товарищу Чернову – председателю комиссии по экспроприации. – И, заметив удивленно вытянувшиеся лица, Михаил добавил: – Никакие самые надежные документы, ни чьи поручительства не откроют нам так широко двери в эту тайную организацию Троцкого, как передача больших ценностей, подтверждающих нашу преданность революции под предводительством «любимого вождя» – товарища Троцкого… После чего я хочу уничтожить всю эту шайку стяжателей, заливших нашу родину кровью, и одновременно сам экспроприировать те огромные ценности, которые скопились в хранилище этой комиссии… А ценности там, по показаниям Свиридова, действительно огромные! И не только в золоте и бриллиантах, но и, в основном, в ценных бумагах, инвестированных нашими промышленниками и аристократами в западную экономику…
И четвертое – я вас очень люблю, и мне будет трудно без вас… – После чего он внимательно посмотрел на друзей и добавил: – Я все сказал, жду вашего ответа.
Женя, рывком поднявший с топчана свое могучее тело, без околичностей, присущих Блюму, с ходу сообщил, что он целиком поддерживает идею Михаила и что он тоже имеет неоплаченный счет к большевикам, так как за гибель отца он не рассчитался, а кроме того: помочь другу – это святая обязанность.
Более рациональный Саша Блюм, молча прихлебывающий душистый, заваренный на степных травах и приправленный медом чай, после этих двух монологов медленно сказал:
– Отвечу по пунктам. Во-первых, я считаю правильным, как это ни тривиально звучит: если уж грабить, то по максимуму. Во-вторых, мы с тобой, Женя, непонятно каким боком причастны к секретам бывшего Генерального штаба… я так подозреваю, хотя и не знаю – к каким. Поэтому, будем мы лояльны или нет, но за нами, как и за Михаилом, будет организована охота как со стороны Троцкого, так и со стороны белой контрразведки. Получается – нам безопаснее держаться вместе и физически устранить грозящую нам с обеих сторон опасность в лице приспешников Троцкого, да и, возможно, в лице Орлова. В третьих, не люблю я эту кровожадную большевистскую банду, – он развел свои руки и с нажимом повторил по слогам: – Не лю-блю… и это еще очень мягко сказано. А в-четвертых, вы единственные люди, которым я доверяю безоговорочно, поэтому целиком и полностью согласен с вами. И кроме того, вас-то я люблю и за каждого из вас могу положить голову. Так что – куда я от вас денусь! – И, признавая лидерство Михаила, добавил: – Командуй, Муравей!
Ровно в 19.00 подтянутые и лощеные офицеры собрались в приемной Орлова. Поручик Широков, доложивший об их приходе, тут же вышел из кабинета и произнес:
– Генерал ждет вас.
Михаил коротко, избегая подробностей, изложил события, которые произошли от начала операции до самого конца, естественно не поставив генерала в известность об изъятых ценностях и документах за подписью Троцкого, а также скрыв информацию о том, что двое коллег Орлова попали в руки сообщника Троцкого – Чернова, и что теперь и за самим всесильным генералом будет вестись охота. После доклада, отклонив отечески-заботливое предложение начальника контрразведки отдохнуть несколько дней и заметив, что основной виновник гибели его семьи – Лев Давыдович Троцкий еще жив, Михаил попросил немедленно направить их в Москву под видом чекистов.
Орлов, нахмурив брови, внимательно посмотрел на Михаила, после чего открыл сейф и достал оттуда папку, в которой, как оказалось, уже лежали искусно подделанные документы и отпечатанное на трех кусках шелка обращение к командованию всех воинских подразделений Белого движения России. В обращении за подписью главнокомандующего вооруженными силами Юга России – генерала Деникина и начальника контрразведки – генерала Орлова рекомендовалось оказывать всяческое содействие офицерам контрразведки, выполняющим специальное задание командования. Здесь же были указаны подробные приметы друзей. Кроме этого, в папке также хранились адреса явок в Москве, пароли и заранее подготовленные для всех троих легенды.
Дав друзьям ознакомиться с ними, Орлов тут же сжег листки вместе с информацией о явках в камине, горевшем несмотря на раннюю весну. По вечерам в Ростове было достаточно прохладно, и он, протянув холеные руки к огню, хитро прищурившись, добавил:
– Кстати, Михаил, на явке № 2 ты встретишь свою новую знакомую – Анну Генриховну. Очаровательная женщина… Можешь полагаться на нее во всем. У нее – обширные связи в среде советского руководства… В случае необходимости связь со мной будешь поддерживать через нее. И очень тебя прошу – не провали эту явку, будь осторожен – она очень ценный агент. – Генерал, потирая руки, прошелся по просторному кабинету: – Сейчас идите отдыхать. Готовьтесь – завтра вечером выступаете. Вас доставят окольными путями в Воронеж, а там, переодевшись в кожанки, – вперед, по железной дороге на Белокаменную.
Генерал резко подошел к Михаилу, обнял его и, с неприкрытым волнением в голосе, хрипло произнес:
– Я не отговариваю тебя. Знаю – на святое дело идете. Только очень прошу – будьте осторожны, вернитесь живыми. Вы еще нужны будете России, – после чего, обняв по очереди Александра и Евгения, махнул рукой: – Идите. Завтра вечером к вам заедут.
В молчании друзья вышли из здания и двинулись по направлению к своему дому.
