— Не совсем, — сказал он. — Когда все это случилось?
— В марте прошлого года.
— Вы отдыхали от чего-то конкретного?
— Всего лишь от скуки, — ответил Марти.
— Сеньора Крагмэн, смерть вашей матери… была внезапной?
— У нее обнаружили рак, она умерла через десять недель.
— Сочувствую, — сказал Фалькон. — А почему вам наскучило в Америке, сеньор Крагмэн?
— Если хотите, можете звать нас Мэдди и Марти, — вмешалась Маделайн. — Мы предпочитаем свободный стиль.
Ее идеально белые зубы мелькнули в улыбке за огненно-красными губами и тут же скрылись.
Мэдди обхватила пальцами кожаные подлокотники кресла и снова скрестила ноги.
— Мне наскучила работа, — сказал Марти. — Работа, которой я занимался.
— Вовсе нет, — сказала она, их взгляды впервые встретились.
— Она права, — сказал Марти, медленно поворачиваясь к Фалькону. — Зачем бы я стал работать здесь, если работа так уж надоела? Мне наскучила жизнь в Америке. Я просто не думал, что вам интересно. Эта деталь не поможет узнать, что случилось с Вегой.
— Мне все интересно, — отозвался Фалькон. — У большинства убийств есть мотив…
— Убийство? — перебила его Мэдди. — Но офицер у ворот сказал, что это самоубийство.
— Может, и так, — сказал Фалькон. — А может, и не так. Но ведь и самоубийство должно иметь причины, значит, мне интересны мотивы поступков каждого, кто знал… покойных. Поступки могут многое объяснить.
— Что? — спросила Мэдди.
— Состояние психики. Степень счастья и разочарования, злости и радости, любви и ненависти. В общем, сильные эмоции, которые движут событиями и рушат жизни.
— По манере говорить этот парень не похож на копа, — по-английски обратился к жене Марти.
Мэдди смотрела на Фалькона, вглядывалась в его черты. Не иначе как он ей кого-то напоминает, подумал инспектор.
— Что было настолько плохо в Америке? Что заставило вас уехать? — спросил Фалькон.
— Я не сказал, что было плохо, — ответил Марти, напрягая плечи, словно стоял на старте олимпийского финала по гребле — Мне просто наскучила повседневная рутина.
— Скука — один из сильнейших стимулов, — сказал Фалькон. — От чего вы хотели уехать? Что искали?
— Порой американский стиль жизни означает существование в довольно замкнутом мире, — произнес Марти.
— Множество севильцев едва ли покидали Андалузию, не говоря уж про Испанию, — сказал Фалькон. — Не видят необходимости. И не считают, что с их замкнутым миром что-то неладно.
— Возможно, они не задаются этим вопросом.
— А зачем, если они живут в самом прекрасном месте на земле?
— Инспектор, вы когда-нибудь бывали в Америке?
— Нет.
— Почему? — спросил Марти возмущенно.
— Это величайшая страна мира! — заявила Мэдди, оживленная, радостная, ироничная.
— Не стану спорить, — проговорил Фалькон, на ходу обдумывая фразу. — Однако все, что я мог бы там искать, исчезло.
Марти смахнул букашку с подбородка. Он выглядел довольным.
— Что вы имеете в виду? — спросила Мэдди.
— То, что завораживало меня в детстве… все эти черно-белые фильмы сороковых и пятидесятых. Насмотревшись их, я и стал детективом.
— Вы были бы разочарованы. Те улицы, та жизнь, те ценности… мы от них ушли, — подтвердил Марти.
— Инспектор, вы сделали большую ошибку, — сказала Мэдди. — Для Марти Америка — любимая тема. Стоит нам оттуда уехать, и вдруг оказывается, что он больше ни о чем не хочет говорить. Он будит меня среди ночи, потому что должен немедленно поведать последнюю пришедшую ему в голову теорию. Милый, что там было сегодня ночью?
— Страх, — ответил Марти. Его темные глаза сверкали в глубоких глазницах, как тропические птицы, исчезающие в джунглях.
— Страх — вот основа американского общества, — монотонно проговорила Мэдди. — Свежая мысль. Увы, он считает, будто первый все это выдумывает.
— Ну, полагаю, после одиннадцатого сентября мир… — попытался свернуть тему Фалькон.
— Не только теперь, — сказал Марти. — Страх был всегда. Даже первооткрыватели американских земель, сильные и бесстрашные люди…
— Это очень интересно, — был вынужден перебить Фалькон. — И было бы увлекательно с вами побеседовать, но я, к сожалению, должен расследовать двойное убийство.
— Видишь, ему не так уж интересны твои теории, — поддела Мэдди, а Марти жестом попросил ее замолчать. — И кстати, инспектор, он все равно считает ее величайшей страной в мире, несмотря на…
— Когда вы в последний раз говорили с Вегой? — спросил Фалькон.
— Я говорил с ним вчера вечером, около семи, в офисе, — ответил Марти. — Деловая беседа, ничего личного. Он держался собранно, профессионально… как всегда.
— Вам известно о каких-либо финансовых трудностях, которые могли угнетать сеньора Вегу?
— Он все время находился под давлением. Такова природа строительного бизнеса. Много забот: здания, оборудование, материалы, рабочие, бюджет, деньги…
— А вы? — спросил Фалькон, оборачиваясь к Мэдди.
— Я? — рассеянно переспросила она, отвлекаясь от какой-то серьезной мысли.
— Когда вы в последний раз говорили с сеньором Вегой?
— Я не… Не могу сообразить, — сказала она. — Милый, когда это могло быть?
— Ужинали вместе на прошлой неделе, — напомнил он.
— Какими тогда были Веги?
— Рафаэль пришел один, — сказал Марти.
— Как обычно, — добавила Мэдди. — Лусия всегда в последний момент отказывалась. То ребенок, то еще что-нибудь. Она не любила эти наши ужины. Была сторонницей традиций. На ужин в чей-то дом ходят только к родственникам. Она считала, что это неудобно. Ей было не о чем говорить, разве что про Марио, а у меня детей нет, так что…
— Она была неврастеничкой, — сказал Марти.
— Как ладили сеньор Вега с женой?
— Он был очень ей предан, — сказал Марти.
— Означает ли это, что любви там больше не осталось?
— Любви? — спросила она.
Марти, кивая, смотрел на жену. Он словно хотел, чтобы Мэдди продолжала говорить, за них обоих отвечая на вопрос Фалькона.
— Инспектор, вы не считаете, что преданность — составляющая любви?
— Считаю, — сказал Фалькон. — Но вы, похоже, отделяете преданность от любви в целом, как будто это все, что осталось.
— Вам не кажется, инспектор, что такова природа брака… или любви? — спросила она. — Что со временем она разлагается, пыл и страсть изнашиваются, волнующий секс…
