— Ради бога! — пробормотал Марти по-английски.
— …сила вашего интереса к тому, что говорит или думает другой, безумное веселье от пустяковых шуток, глубокое, безусловное восхищение красотой, умом, безоглядная вера…
— Да, — сказал Фалькон, внутри у него все сжималось, как бывало иногда на встречах с Алисией Агуадо. — Это правда…
Он вздохнул, быстро строча в блокноте какую-то галиматью, желая поскорее уйти.
— Итак, сеньора Крагмэн, на ваш взгляд, их брак был крепким?
— Я всего лишь заметила, что он был предан жене. Лусия — нездоровая и временами тяжелая в общении женщина, но она мать его ребенка, а это имело для Рафаэля большое значение.
Фалькон почувствовал себя увереннее, когда речь снова зашла о деле.
— Сеньор Вега предпочитал держать все под контролем? — спросил он.
— У него было четкое представление о том, как должны вестись дела, и очень дисциплинированный разум, — сказал Марти. — Я никогда не совал свой нос дальше, чем требовалось для моей работы. Он не пытался вовлечь меня в дела компании за рамками проекта. Он даже просил меня покинуть кабинет, если собирался говорить по телефону по поводу неизвестных мне дел. Для него была очень важна иерархия: как ему докладывают о делах, кто что сделал, порядок подчиненности. У меня нет собственного опыта, но его стиль руководства напоминал армейский, что неплохо для стройплощадки. Работа опасная — люди запросто могут погибнуть.
— И в жизни, — заметила Мэдди.
— Что? — спросил Марти.
— В жизни он тоже любил все контролировать. Садовника, свою семью, свое мясо, — сказала она, хлопнув рукой по колену.
— Тогда странно, что Вега приходил сюда ужинать, — заметил Фалькон. — На мой взгляд, такие люди предпочтут ресторан, если решатся довериться чужим рукам.
— Он понимал, что это американский обычай, — объяснил Марти.
— Ему у нас нравилось, — сказала Мэдди, пожимая плечами. Ничем не стесненная грудь качнулась под шелковой тканью. Она поставила ноги бочком и потирала их одну о другую, словно усмиряла зуд.
«Еще бы!» — подумал Фалькон.
— Человек, предпочитающий все контролировать, мог покончить с собой, если его тщательно выстроенный мир готов был развалиться из-за финансового краха или унизительного скандала. Причиной его поступка могла быть и неудача в личной жизни — тяжелая эмоциональная зависимость. Если одно из этих предположений верно, мы достаточно скоро об этом узнаем. Вам не приходит в голову еще какая-то причина?
— Думаешь, он был из тех, кто способен завести роман? — спросил жену Марти.
— Роман? — повторила Мэдди скорее сама для себя.
— Он бы оставил записку, — сказал Марти. — Есть записка?
— Необычная, — ответил Фалькон и дал им прочитать текст.
— Слишком уж поэтично для такого человека, как Рафаэль, — заметила Мэдди.
— Вас не насторожила ссылка на одиннадцатое сентября? — спросил Фалькон. — Вы, должно быть, говорили с ним об этом событии.
Мэдди закатила глаза.
— Конечно, — сказал Марти. — Мы без конца это обсуждали, но только как одну из новостей. Я действительно не понимаю значения даты в этом контексте.
— Зачем убивать жену? — перебила мужа Мэдди к облегчению Фалькона, который на этом этапе расследования не хотел бы выслушивать теории Марти в отношении одиннадцатого сентября — Я хочу сказать, если ты так страдаешь, убивай себя любым способом, но не оставляй своего ребенка без обоих родителей.
— Возможно, он считал, что Лусия без него не выживет, — сказал Марти.
— Справедливое утверждение.
— Инспектор, а вы всегда ведете расследование таким необычным образом — выискиваете малейшие подробности? — спросил Марти.
— Конечно нет, — отрезал Фалькон. — Однако в данном случае ситуация настолько неоднозначна, что я, по крайней мере пока не получу полный отчет криминалистов и патологоанатома, должен попытаться составить полную картину их жизни, а тут без мелочей не обойтись. Ближайший сеньору Веге человек, его жена, тоже мертва. Приходится полагаться на людей, которые знали их со стороны: на друзей или деловых партнеров.
— Родители Лусии, должно быть, смогут вам помочь, — сказал Марти. — Они почти каждое воскресенье приезжали к супругам Вега обедать.
— Вы их когда-нибудь видели? — продолжил спрашивать Фалькон.
— Я видела однажды, — сказала Мэдди. — Они… не очень образованные люди. Мне кажется, отец Лусии фермер.
— Давно вы женаты?
— Двенадцать лет, — ответила она.
— Как вы познакомились?
Он поймал себя на том, что в последний год задает этот вопрос всем парам, с которыми ему приходится встречаться.
— Мы встретились в Нью-Йорке, — сказал Марти. — Мэдди выставляла подборку своих фотографий в галерее, принадлежавшей моей подруге. Подруга нас познакомила.
— И больше я в свою квартиру не вернулась, — закончила Мэдди.
— Вы и сейчас фотографируете?
— Она снова взялась за это после отъезда из Штатов, — решительно заявил Марти, хотя жена пыталась отнекиваться.
— Что вы снимаете?
— Людей.
— Портреты?
— Никогда.
— Она снимает людей в те моменты, когда они об этом не подозревают, — сказал Марти.
— Это не значит — когда они спят, — пояснила Мэдди. Глаза ее блестели от гнева.
— Когда они не знают, что рядом камера? — спросил Фалькон.
— Более того, — сообщил Марти. — Когда они считают, что находятся в одиночестве.
— Звучит так, как будто я шпионю, — возмутилась она. — Я не…
— Да так оно и есть! — поддразнивая, сказал Марти.
— Нет, ты не прав! — воскликнула она. — Получается, будто мне интересно, чем люди занимаются, а мне интересно другое.
— Так что же это? — спросил Марти и, повернувшись к Фалькону, добавил: — Меня она никогда не снимает.
— Душевные движения. Внутренняя борьба. Эмоции! — выпалила она. — Ненавижу, когда ты вынуждаешь меня такое говорить. Это просто…
— У вас есть фотографии сеньора Веги? — спросил Фалькон.
Они оставили Марти на диване и поднялись наверх. Одна из спален была превращена в фотолабораторию. Пока Мэдди искала нужные кадры, Фалькон пробежал взглядом по книгам на полках и вытащил одну, с именем Маделайн Корен на корешке. На клапане суперобложки была ее фотография — мягкая красота, сияющие глаза, глядящие прямо в камеру. Сияние молодости с годами, конечно, слегка поблекло, но в Мэдди до сих пор сохранилась та неуловимая аура, которую — часто тщетно — ищут продюсеры и кинооператоры: именно она делает актрису звездой. Мэдди будто притягивала к себе и аккумулировала все, что ее окружало: свет, свободную энергию, любое чувство и мысль, если кто-то готов был их отдать. Фалькон открыл книгу, заставив себя оторваться от фотографии. Он чувствовал слабость в коленях.
