— Похоже, он плевать хотел на обычный порядок, — сказала Консуэло. — В любом случае — чего тебе волноваться? Или ты до сих пор неравнодушен к Инес?
— Нет, — твердо произнес Фалькон, как будто убеждая сам себя.
— Лжец. Хавьер, не совершай одну ошибку дважды. Я знаю, от этого трудно уберечься, но тогда боль обязательно вернется… Станет еще хуже.
— Я все время слышу советы женщин с богатым опытом.
— Вот и прислушайся к ним, — сказала она, поднимаясь и надевая сандалии. — Сейчас я тебя буду кормить и не желаю больше обсуждать ни влюбленных идиотов, ни ход твоего расследования.
Консуэло подала хамон на тостах с соусом салмо-рехо, гренки с филе анчоусов, салат из осьминога и жареные красные перцы, фаршированные рисом с шафраном и курицей. Они выпили холодного красного «Баске Риоха». Консуэло ела так, будто голодала целый день, и у Фалькона проснулся аппетит, до этого подавленный летней жарой.
— Доедай перцы, — распорядилась она, прикуривая. — И устроим небольшой перерыв перед основным блюдом.
— Я читал в какой-то статье, что ты умеешь готовить все блюда своих ресторанов, — припомнил Хавьер.
— Блюда все простые, зато хорошо приготовленные, — сказала она. — Удивительно, но есть рестораны, предлагающие меню в роман толщиной, а повара ни одно блюдо правильно приготовить не могут. Никогда не распыляйся… ни в жизни, ни в любви.
— Вот за это и выпьем, — сказал он, и они чокнулись.
— Можно я задам вопрос? — попросила Консуэло. — Не про нынешнее расследование… Я думаю об этом каждый день с тех пор, как стало известно прошлое Рауля.
— Я знаю, о чем ты хочешь спросить.
— Знаешь?
— Что случилось с Артуро, украденным сыном Рауля? Ведь так? — уточнил Фалькон.
Консуэло обошла вокруг стола, взяла его лицо обеими руками и крепко поцеловала в губы. Будто ток прошел сквозь позвоночник Фалькона.
— Я знала, — сказала она и отпустила его, проведя кончиками пальцев по щекам, так что он кожей почувствовал каждый свой нерв.
Фалькон гадал, как ее действия отразились на его внешности. Он представил себя с вздыбленными волосами и в тлеющей, дымящейся одежде. Во рту остался ее привкус. Он с удивлением ощущал, как внутри его тела что-то происходит, будто завертелись маленькие шестеренки, прокручивая приводные ремни, которые трогали с места большие колеса…
— Хавьер, с тобой все в порядке? — спросила Консуэло — вероятно, вид у него был довольно странный, — вернувшись на свое место. — Я принесу горячее, пока ты сообразишь, как можно узнать, что случилось с Артуро Хименесом.
Он жадно выпил полбокала вина и чуть не подавился. Спокойно. Консуэло вернулась с двумя стейками в три пальца толщиной, поджаренными на гриле. На картофель в сиропе и салат сочилась кровь из мяса. Она вложила ему в руки еще бутылку «Баско Риоха» и штопор. Он машинально вытащил пробку и разлил вино. Больше всего сейчас ему хотелось уложить ее на пол между стульев, узнать, увидеть, ощутить, что там, под синим крепом. Спокойно. Он смотрел, как ее стройная фигурка движется вокруг стола. Глазам было горячо. Система охлаждения отключилась. Она села на место. Фалькон пил. Он был пьян.
— Так как же нам найти Артуро? — спросила Консуэло, не подозревая о смятении на другом конце стола. — Я ни разу не была в Марокко.
— Нужно съездить, — сказал Фалькон — слова сорвались с губ прежде, чем он смог их остановить.
— Что ты делаешь летом?
— У меня отпуск в сентябре.
— Значит, поедем в сентябре, — согласилась Консуэло. — Расходы за счет наследства Рауля Хименеса.
— Стейк потрясающий!
— Нарезан лично Рафаэлем Вегой.
— Бог мой, он знал, что делает!
— Не отвлекайся, соображай, — приказала она.
— Со мной происходит слишком много всего сразу, — пожаловался Хавьер, делая солидный глоток вина. — Думаю, я достиг предела своих возможностей.
— Постарайся сдержаться, — пошутила она. — Я только что выкрасила стены.
Он засмеялся и налил еще вина.
— Мы должны создать благотворительный фонд, — сказал он, — который разыскивает пропавших детей.
— Такой уже, наверное, есть, и не один.
— Руководить пригласим полицейского в отставке. Я даже знаю подходящего. Старший инспектор отдела по расследованию преступлений против несовершеннолетних, он собирается на пенсию.
— Сбавь обороты, Хавьер, — прервала его Консуэло. — Ты слишком много говоришь, очень быстро ешь и пьешь залпом.
— Еще вина? — спросил он. — Нам нужно еще вина.
— Ты будешь пьян и не сможешь…
Их взгляды встретились, и все, о чем слишком сложно говорить, стало ясно без слов. Фалькон выронил из рук нож с вилкой. Консуэло встала. Они поцеловались. Она запустила руки ему под рубашку. Он расстегнул молнию на платье, провел пальцем по ее спине и не обнаружил нижнего белья. Брюки стали ему слишком узки. В его крови кипел адреналин.
Спокойнее, подумал Фалькон, иначе я даже штаны не успею снять!
Она его спасла.
— Не здесь, — шепнула Консуэло. — Не хочу, чтобы эта la puta americana
[23]
шныряла вокруг с камерой.
Она взяла его за руку и повела наверх.
— Знаешь, я очень давно… — сказал он, глядя на ямочки внизу ее спины.
— И я, — ответила она. — Может быть, стоит включить кондиционер на полную мощность?
15
Суббота, 27 июля 2002 года
Как он и ожидал, в постели Консуэло Хименес была просто восхитительна: требовательна и неутомима.
В один из перекуров Консуэло призналась, что сегодня впервые занимается любовью с тех пор, как у нее было свидание с Басилио Люсеной, — в ту ночь, когда убили ее мужа, Рауля.
— Я проверилась на СПИД, — призналась Консуэло, — когда узнала про неразборчивость Басилио. Мне повезло… — Она вздохнула.
Фалькон повернул голову и столкнулся с взглядом ее темных глаз.
— …результат был отрицательным, — улыбаясь, закончила она.
Они долго разговаривали, и это восхищало Фалькона. Он не помнил, чтобы когда-нибудь лежал в постели с женщиной и беседовал с ней обо всем, что взбредет в голову. Даже когда в его жизни дважды складывались серьезные отношения, постель была местом не для искренности, а для исполнения роли, где он забывал вовремя подать реплику и не вписывался в образ.
Рано утром они проснулись в объятиях друг друга. Консуэло отвела его в душ и намыливала так старательно, что ему пришлось опереться о стеклянные двери. Воспользовавшись этим, она набросилась на него так, что все сооружение содрогнулось. Они одевались, глядя друг на друга.
