— Они зашили его в саван, — сообщил он Кристине Феррере, когда та направилась к машине. — Аккуратно отрезали ему кисти рук, сожгли ему лицо, сняли с него скальп, но при этом зашили его в саван.
— Наверное, они думали, что таким образом оказывают ему некоторое уважение, — предположила Феррера. — Как когда кто-то умирает на море. Или при массовых захоронениях после катастроф.
— Уважение, — повторил Фалькон. — Сразу после того, как они проявили к нему предельное неуважение, отняв у него и жизнь, и личность. В этом есть какая-то ритуальная безжалостность, вы не находите?
— Может быть, у них это было что-то религиозное, — согласилась бывшая монахиня, иронически поднимая бровь. — Вы же знаете, во имя Божье совершается много ужасных вещей, старший инспектор.
Фалькон поехал обратно в центр Севильи. Все вокруг было залито странным желтоватым светом: огромная грозовая туча, зародившаяся над горами Сьерра-дель-Аракена, наползала на город с северо-запада. По радио сообщили, что вечером ожидаются проливные дожди. Вероятно, это будет последний дождь перед долгим жарким летом.
Сначала он подумал, что причина его раздражения — та физическая и душевная встряска, которую он испытал утром при столкновении с Консуэло. А может быть, виноваты перепады атмосферного давления? Или эта взвинченность осталась после созерцания раздувшегося трупа на свалке? Стоя на светофоре, он вдруг осознал, что все это коренится гораздо глубже. Он инстинктивно чувствовал, что происходящее знаменует собой окончание прежних времен и зловещее начало чего-то нового. Этот труп, который невозможно опознать, стал чем-то вроде невроза или уродливой опухоли, заставляющей совесть города заговорить, признавшись в еще более чудовищных ужасах, спрятанных от взгляда. Его тревожило ощущение именно такого ужаса — способного смущать умы и души, переворачивать жизни.
Когда он после нескольких встреч с судьями в Edificio de los Juzgados
[9]
вернулся в управление полиции, было уже семь часов, и вечер, казалось, наступил слишком рано. В наэлектризованном воздухе висел тяжелый металлический запах дождя. Похоже, гроза была еще далеко, но небо уже потемнело, не дожидаясь ночи, и внезапные вспышки молний были как смертоносные удары, не попадающие в цель.
Перес и Феррера ждали у него в кабинете. Они следили за ним глазами, пока он шел к окну. Первые капли дождя забарабанили по стеклу.
Довольство собой — странное чувство, думал он, наблюдая, как легкий пар поднимается над автомобильной стоянкой. Как раз в тот момент, когда жизнь кажется невероятно скучной и желание перемен возникает как гениальная идея, тебя вдруг наполняет струя новой, какой-то зловещей энергии, и сознание внезапно просится обратно, в те времена, которые кажутся благословенными, словно эпоха до грехопадения.
— Что у вас? — спросил он, проходя вдоль окна к своему столу и падая в кресло.
— Вы не сказали нам время смерти, — заметила Феррера.
— Извините. Примерно сорок восемь часов назад.
— Мы нашли мусорные баки, куда выкинули эти конверты. Это в центре старого города, на углу одной глухой улочки и улицы Ботерос, между площадью Альфальфы и площадью Кристо-де-Бургос.
— Когда вывозят эти баки?
— Каждый вечер, между одиннадцатью и двенадцатью, — ответил Перес.
— Судмедэксперт предполагает, что этот человек умер вечером в субботу, третьего июня. Если так, то они, по всей видимости, не могли выбросить тело до трех часов ночи, — предположила Феррера.
— Где эти баки сейчас?
— Мы отдали их экспертам, чтобы проверить, нет ли на них следов крови.
— Но вряд ли нам с этим повезет, — предупредил Перес. — Фелипе и Хорхе нашли кусок черного полиэтилена, они считают, что в него был завернут труп.
— А кто-нибудь из людей, проживающих по адресам, которые указаны на этих конвертах, помнит, чтобы в каком-то из этих баков лежал кусок черного полиэтилена?
— Когда мы их опрашивали, мы еще не знали об этом куске.
— Разумеется, вы не знали, — проговорил Фалькон. Его мозг отказывался сосредоточиться на деталях дела, все время возвращаясь к неловкой встрече в кафе. — Почему вы думаете, что они не могли избавиться от трупа до трех ночи?
— Ночь с субботы на воскресенье в районе Альфальфы… сами знаете, что это такое… вся эта молодежь в барах и на улице…
— Почему тогда они выбрали именно эти мусорные контейнеры, если на улице было полно народу?
— Может быть, они хорошо знали эти баки, — предположил Перес. — Знали, что можно припарковаться в темном, тихом тупичке. И знали, когда приезжают забирать мусор. Они могли составить подробный план. Выбросить труп — дело нескольких секунд.
— Эти баки видны из чьих-нибудь окон?
— Завтра мы обойдем все квартиры в этом тупике, — пообещал Перес. — Квартира с самым лучшим видом на мусорные контейнеры — в конце тупика, но сегодня там никого не было.
Вспыхнула длинная, трепещущая молния, и раздался раскат грома, настолько мощный, что казалось, у них над головой раскололось небо. Все инстинктивно пригнулись, и тут управление полиции погрузилось во тьму. Пока они шарили по кабинету в поисках светильника, дождь яростно обрушивался на здание, волнами заливал автостоянку. Феррера прислонила фонарь к стопке папок, и они снова уселись. Новые вспышки молний заставили их заморгать, оставляя на сетчатке пылающий отпечаток оконного переплета. В подвале заработали аварийные генераторы. Свет, помигав, включился вновь. На столе завибрировал мобильный телефон Фалькона: судмедэксперт прислал сообщение, что завершил вскрытие и будет готов побеседовать о результатах начиная с восьми тридцати утра. Фалькон отправил ему ответ, согласившись встретиться с ним в самом начале рабочего дня. Потом швырнул телефон обратно на стол и стал смотреть в стену.
— Какой-то у вас беспокойный вид, старший инспектор, — заметил Перес, имевший обыкновение говорить очевидные вещи, между тем как Фалькон имел в таких случаях обыкновение не обращать на него внимания.
— У нас труп, который не удалось опознать, — напомнил Фалькон. — Может быть, окажется, что опознать его вообще невозможно. — Он старался привести в порядок свои мысли, дав Пересу и Феррере направление дальнейшей работы. — Как вы думаете, сколько человек причастно к этому убийству?
— Как минимум два, — ответила Феррера.
— Само убийство, скальпирование, отрезание рук, а кроме того, лицо ему сожгли кислотой… Зачем было отрезать кисти рук, если они могли просто уничтожить дактилоскопический узор на пальцах той же кислотой?
— Значит, его кисти рук были какие-то особенные, — предположил Перес.
Фалькон и Феррера переглянулись.
— Ты думай, думай, Эмилио, — призвал его Фалькон. — В любом случае, ясно, что все было спланировано и обдумано заранее. И что им было важно скрыть личность убитого. Почему?
