— Я был здесь без десяти пять, так что, видимо, в пять с минутами.
— Расскажите мне, что было вчера… после взрыва.
— Мы все сидели на работе, когда это случилось. Начали связываться со своими информаторами, чтобы назначить встречи. Рикардо не мог дозвониться Ботину. Потом нам запретили покидать офис, так что мы составили черновики рапортов на основании того, что сообщили нам наши источники в последний раз, когда мы с ними виделись. Обед нам доставили на работу. Нам разрешили уйти домой только после десяти вечера.
— Вы не чувствовали, что Рикардо испытывает какое-то давление в придачу к обычной рабочей нагрузке?
— Вы хотите сказать — необычной рабочей нагрузке?
— Почему необычной?
— Нас проверяли, — ответил Молеро. — Грош цена была бы нам как борцам с терроризмом, если бы мы не могли определить, когда проверяют нас самих.
— Вы давно об этом знали?
— Похоже, это началось в конце января.
— Что произошло?
— Ничего. Просто изменилось отношение… атмосфера…
— Вы подозревали друг друга?
— Нет, мы полностью доверяли друг другу и верили в свое дело, — сказал Молеро. — И должен сказать, что из нас четверых, тех, кто занимался угрозой исламского терроризма, Рикардо работал с самым большим рвением.
— Потому что он был религиозен?
— Вы успели сделать домашнее задание, — заметил Молеро.
— Я только что встречался с партнершей его информатора, а она оказалась еще и старой школьной подругой Рикардо.
— Эсперанса, — кивнул Молеро. — Они вместе учились в школе и в университете. Перед тем как она познакомилась с Рикардо, она хотела стать монахиней.
— Они когда-нибудь сближались?
— Нет. Рикардо она никогда не интересовала.
— У него была подруга?
— Нет. Во всяком случае, ничего об этом не знаю.
— Эсперанса говорила мне, что в основе отношений Рикардо и его информатора было уважение к религиозным убеждениям друг друга.
— Да, религия тут занимала свое место, — ответил Молеро. — Но они оба были настроены против фанатизма. Рикардо отлично знал, что такое фанатики.
— Почему?
— Потому что сам когда-то был одним из них, — сказал Молеро, и Фалькон кивком попросил его продолжать. — Он считал, что фанатизм возникает от глубинного желания человека быть хорошим, которое смешивается с постоянным беспокойством по поводу зла. Вот откуда вырастает ненависть.
— Ненависть?
— Фанатик, со своим острым желанием делать добро, постоянно опасается зла. Он начинает видеть зло во всем, что его окружает. Там, где мы видим безобидную моральную слабость, фанатик различает коварное наступление зла. Он начинает беспокоиться обо всех, кто делает добрые дела не с таким рвением, как он сам. Через какое-то время он устает от жалкого бессилия окружающих, и у него происходит сдвиг восприятия. Он больше не воспринимает их как заблудших глупцов, он видит в них посланцев дьявола, вот когда он начинает ненавидеть их. С этого момента он становится опасен, потому что делается восприимчивым к экстремистским идеям.
Рикардо вел долгие беседы с Ботином, тот объяснял ему фундаментальное различие между католицизмом и исламом: в основе этого различия — Книга. Коран — прямое изложение слов Бога пророком Мухаммедом. Слово «коран» означает «цитата». Это не как наша Библия, состоящая из серии рассказов, которые изложены выдающимися людьми. Нет, это настоящее Слово Божье, в том виде, в каком оно было передано нам пророком. Рикардо предлагал нам представить, какое значение это имеет для фанатика. Эта Книга — не произведение талантливых человеческих существ, осененных вдохновением, а Слово Божье. В своем отчаянном желании добра и в своей боязни зла фанатик проникает в Слово все глубже и глубже. Он ищет «лучшие», более адекватные интерпретации Слова. И, постепенно продвигаясь в этом направлении, он доходит до крайностей. В этом была сила Рикардо: он сам когда-то был фанатиком, поэтому помогал нам понять сознание тех людей, против которых мы боремся.
— Но он больше не был фанатиком? — уточнил Фалькон.
— Он говорил, что однажды достиг точки, откуда смотрел на своих собратьев-людей сверху вниз, не просто думая, что в них чего-то недостает, но и считая их в каком-то смысле недочеловеками. Это была острая форма религиозной гордыни. Он осознавал, что, когда достигаешь состояния, в котором не считаешь всех людей равными, их становится легче убивать.
— И он дошел до такого состояния?
— Его вытащил обратно один священник.
— Вы знаете, кто был этот священник?
— В сентябре прошлого года он умер от рака.
— Должно быть, для Рикардо это был удар.
— Похоже, что так. Он со мной об этом не говорил. Думаю, это были слишком личные переживания, чтобы вываливать их на службе, — сказал Молеро. — Он стал работать еще упорнее. Теперь это был человек со своей миссией.
— Что это была за миссия?
— Предотвращать теракты до того, как они произошли, вместо того чтобы помогать ловить виновных уже после того, как погибнет много людей, — ответил Молеро. — В июле прошлого года у Рикардо был очень тяжелый период. Он очень болезненно воспринял взрывы в Лондоне, а потом, в конце месяца, у его священника обнаружили рак. Через шесть недель тот умер.
— Почему на него так повлияли лондонские теракты?
— Его тревожил портрет типичного террориста: молодые британцы, принадлежат к среднему классу, у некоторых — маленькие дети, у всех — какие-то родственники. Они не были одинокими людьми. Вот когда он сосредоточился на природе фанатизма. Он развивал свои теории, оттачивал идеи на одном из своих друзей, умирающем священнике, и на другом, недавно принявшем ислам.
— Значит, он должен был воспринять вчерашний взрыв как личное поражение.
— Да. И потом, при этом погиб Мигель Ботин, с которым у него установились очень тесные отношения.
— Он как раз послал второй запрос на прослушку.
— Когда отклонили его первый запрос, мы подумали, что это странно. После взрывов в Лондоне нас призывали отслеживать малейшие изменения в… настроениях мусульманских общин. А в этой мечети происходило много такого, из-за чего туда бы стоило поставить «жучок», — во всяком случае, по данным источника Рикардо.
— Вы думаете, этот отказ имел какое-то отношение к проверке вашего управления?
— Рикардо так думал. Но мы не видели в этом логики. Мы думали, он просто сердится на то, что ему отказывают. Знаете, как это бывает: у вас все мешается в голове, и вы повсюду видите заговоры.
— У него в заднем кармане лежал билет в Археологический музей. Видимо, он побывал там во время обеденного перерыва, — сказал Фалькон. — У вас есть какие-нибудь мысли по этому поводу?
