— Думаю, нам следует поговорить лично, — сказал Фалькон.
— Я занят.
— Это отнимет у вас пятнадцать минут.
— У меня их нет.
— Я расследую террористический акт, массовое убийство и самоубийство, — пояснил Фалькон. — Вы должны выделить мне время.
— Не понимаю, чем я могу помочь. Я не террорист и не убийца, и я не знаю никого, кто бы такое совершал.
— Но вы знали самоубийцу, Рикардо Гамеро, — заметил Фалькон. — Где вы сейчас?
— У себя в офисе. Уже выхожу.
— Выберите место.
Было слышно, как Барреда тяжело дышит. Видимо, он понимал, что в конечном счете ему не удастся отвертеться. Он назвал бар в Триане.
Фалькон снова связался с Рамиресом.
— У тебя есть распечатка всех звонков, которые были сделаны с мобильных телефонов Рикардо Гамеро?
Рамирес сорвался с места, минуту носился по кабинету и потом снова взял трубку. Фалькон дал ему номер Барреды.
— Интересно, — произнес Рамирес. — Это последний вызов, который он сделал со своего личного мобильного.
— Пока я буду об этом думать, — сказал Фалькон, — раздобудь список всех звонков, которые делал со своего мобильного имам. Особенно важен тот, который он сделал на глазах у Хосе Дурана в воскресенье утром: это номер электриков.
Бар был заполнен наполовину. Все смотрели на телевизионный экран, забыв о своих напитках. Новости только что кончились, и теперь на экране были Лобо и Спинола. Но Рамирес ошибся: это была не пресс-конференция, у них брали интервью. Фалькон прошел по бару, высматривая одинокого молодого человека. Ему никто не кивнул. Он сел за столик на двоих.
Журналистка нападала на Спинолу. Она не могла поверить, что он не знал о том, как Кальдерон терроризировал собственную жену. Председатель Совета магистратуры Севильи, толстокожий законник старой школы с глазами рептилии и улыбкой, с готовностью возникающей на лице, но довольно пугающей, не чувствовал никакого неудобства под градом неприятных вопросов.
Фалькон перестал слушать бесплодный спор. Спинолу ей не припереть к стенке. Журналистка слишком напирала на эмоциональную сторону дела.
Она могла бы нанести Спиноле удар, заговорив о том, насколько Кальдерон способен осуществлять профессиональную деятельность, и о том, может ли человек с такими личными качествами быть судебным следователем в этом деле. Между тем она требовала каких-то скандальных личных впечатлений, но она выбрала для этой цели явно не того человека.
Молодой человек в костюме поймал взгляд Фалькона. После взаимных представлений они сели. Фалькон заказал два кофе и воду.
— У ваших сейчас нелегкое время, — заметил Барреда, кивнув в сторону телеэкрана.
— Мы привыкли, — ответил Фалькон.
— И сколько же раз случалось так, что судебного следователя заставали в тот момент, как он пытается избавиться от трупа жены во время крупного расследования, связанного с международным терроризмом?
— Примерно столько же, сколько раз ценный сотрудник антитеррористического отдела совершал самоубийство во время крупного расследования, связанного с международным терроризмом, — отпарировал Фалькон. — Вы давно знали Рикардо Гамеро?
— Года два, — ответил Барреда, присмирев после мгновенной отповеди Фалькона.
— Он был вашим другом?
— Да.
— Значит, вы встречались с ним не только на воскресных службах?
— Иногда мы виделись в течение недели, от случая к случаю. Мы оба любим классическую музыку. Мы вместе ходили на концерты. «Информатикалидад» предоставляет абонемент.
— Когда вы в последний раз его видели?
— В воскресенье.
— Как я понимаю, «Информатикалидад» использует церковь Сан-Маркос и другие храмы для найма сотрудников. Кто-нибудь еще из вашей компании был знаком с Рикардо Гамеро?
— Разумеется. После воскресной службы мы шли пить кофе, и я представлял его своим знакомым. Это ведь нормально, как по-вашему? Если он коп, это не значит, что он не может общаться с людьми.
— Итак, вам было известно, что он работает в антитеррористическом отделе КХИ.
Барреда замер, когда понял, что его уличили.
— Мы были знакомы два года. В конце концов я об этом узнал.
— Вы помните, когда именно?
— Примерно через полгода после нашего знакомства. Я пытался уговорить его перейти в «Информатикалидад», делал ему все более выгодные предложения, и наконец он мне рассказал. Он сказал, что для него это что-то вроде призвания и что он не намерен менять профессию.
— Призвание?
— Он употребил это слово, — ответил Барреда. — Он очень серьезно относился к своей работе.
— А также к своей религии, — добавил Фалькон. — Он считал, что эти две вещи неразрывно связаны?
Барреда воззрился на Фалькона, стараясь понять, к чему тот клонит.
— В конце концов, вы были друзьями, встречались в церкви, — сказал Фалькон. — Думаю, вы наверняка должны были говорить об исламской угрозе. И однажды выяснилось… какого рода у него работа. Думаю, после этого было бы только естественно заговорить о связи одного и другого.
Барреда откинулся назад, сделал глубокий вдох и огляделся по сторонам, словно в поисках вдохновения.
— Вы когда-нибудь встречались с Пако Молеро? — спросил Фалькон.
Тот моргнул два раза. Да, встречался.
— Так вот, Пако, — продолжал Фалькон, — рассказывал, что Рикардо, по собственному признанию, был когда-то фанатиком, но ему удалось превратить себя из экстремиста в просто правоверного мусульманина. И что он сумел этого достичь благодаря плодотворному общению со священником, который недавно умер от рака. Куда бы вы себя поместили на шкале между, скажем так, равнодушием и фанатизмом?
— Я всегда был очень ревностен в вере, — ответил Барреда. — У меня в роду в каждом поколении был священник.
— И в вашем?
— Кроме моего.
— И вы ощущаете по поводу этого «кроме»… разочарование?
— Да, это так.
— Возможно, в этом одна из привлекательных сторон корпоративной культуры «Информатикалидад»? — проговорил Фалькон. — Что-то вроде семинарии с капиталистическим уклоном.
— Они там всегда очень хорошо ко мне относились.
— А вам не кажется, что есть определенная опасность в том, что люди с похожим сознанием, одинаково горячие в вере, могут в отсутствие уравновешивающего внешнего влияния прийти к радикальным позициям?
— Я слышал, что такое происходило в сектах, — ответил Барреда.
— А что такое, по-вашему, секта?
— Это организация с харизматическим лидером, которая применяет сомнительные психологические методы для того, чтобы контролировать своих адептов.
