Деньги, оказавшиеся на виду, были в старых, перевязанных пачками купюрах по 100 и 50 евро. Некоторые из пачек от удара стальным прутом рассыпались, но наружу бумажки не вылетели.
— Давайте-ка расступимся немного, — сказал Фалькон. — Нам пространство требуется. И убираем руки. Денег касаемся только я и эксперты. Ты, Хорхе, тащи сюда контейнеры для денег, для разных купюр — разные.
Под жадными взглядами зевак они пересчитали пачки. На дне чемодана в несколько слоев лежали купюры по 200 евро, а под ними в два слоя купюры по 500 евро. Хорхе пошел за новыми контейнерами. Фалькон подсчитал общую сумму:
— Не считая рассыпанных, здесь семь миллионов шестьсот пятьдесят тысяч евро.
— Наверно, доходы от наркоторговли, — предположил гвардеец.
— Скорее от торговли людьми, а также сутенерства, — сказал Фалькон, набирая номер комиссара Эльвиры.
Пока он докладывал обстановку, прибыл и встал, загородив крайний «ниссан-патрол», бронированный фургон «Prosegur». Два парня в касках вытащили из задка металлический ящик. Фалькон закончил разговор. Фелипе перевязал лентой пачки, уложив их в тугие черные кубы, и пометил контейнеры белыми стикерами с наименованиями купюр. Четыре куба денег были уложены в металлический ящик и заперты на замок с двумя ключами, один из которых под расписку был отдан Фалькону.
Деньги отбыли. Напряжение ослабло.
Фалькон вытащил из багажника сумку-холодильник, открыл. Шампанское «Крюг» и бутылки «Столичной» в подтаявших кубиках льда.
— Думаю, восемь миллионов евро стоили того, чтобы их отметить, — сказал гвардеец. — Такие деньги заграбастать, так всем отделением в отставку уходить можно.
Пока одна бригада пожарных вытаскивала из машины стальные прутья, другая через окно извлекла подушку безопасности и сварочной горелкой принялась выжигать дверные рамы. Тело Василия Лукьянова по частям вынули из машины и уложили на носилки поверх раскрытого полиэтиленового мешка. Его плечи, верхняя часть рук и голова сохранились, как сохранились и ноги с бедрами и нижней частью тела. Прочее же — словно испарилось. Лицо избороздили кровавые полосы — царапины от разбитого ветрового стекла. Левый глаз вытек, часть черепа отсутствовала, правое ухо было изуродовано и висело клочьями. Рот казался оскаленным, так как губы частично тоже отсутствовали, а некоторые зубы были вырваны из челюстей; гримаса эта вызывала ужас. Ниже пояса все было залито кровью, ботинки же были как новые, подошвы даже не поцарапались.
Молодого пожарного рвало в кустики олеандров на обочине. Санитары сунули Лукьянова в мешок и подняли молнию.
— Вот не повезло, — сказал Фелипе, кидая в мешок для вещдоков чемодан. — Восемь миллионов в багажнике — и быть проткнутым какой-то металлической штуковиной!
— Да, везение — шибче некуда, — сказал Хорхе. Оглядев сложный замок кейса, он попытался его открыть, но не сумел и запаковал кейс в мешок для вещдоков. — Это все равно как в лотерею выиграть. Купил выигрышный билет, так уж сиди дома.
— Пожалуйста, прошу! — сказал Фелипе, только что открывший бардачок. — Девятимиллиметровый «глок» и запасная обойма. Что за миляга наш русский друг!
Он рылся в документах на машину и страховках, в то время как Хорхе проглядывал чеки дорожных автоматов.
— Есть и кое-что, чтобы скрасить денек, — сказал Хорхе, тряхнув в воздухе пластиковым пакетиком с белым порошком. Пакетик лежал среди чеков.
— А также кое-что, чтобы кому-то этот денек здорово испортить, — подхватил Фелипе, вытаскивая из-под кресла дубинку. — На ней налипли кровь и волоски.
— У него в машине GPS.
— Ключи есть? — бросил через плечо Фелипе.
Гвардеец протянул ему ключи, и Фелипе занялся навигатором.
— Ехал он от Эстепоны к улице Гарлопа, что в севильском Эсте.
— Остается прошерстить лишь тысячу-другую квартир! — съязвил Фалькон.
— Ну, по крайней мере, здесь не указан адрес муниципалитета: Севилья, Новая площадь, — сказал Хорхе.
Все засмеялись и тут же примолкли, словно оценивая и противоположную возможность.
Дальнейший осмотр занял у них не больше часа, по прошествии которого они прошли к фургону на другой стороне дороги и, погрузив в него мешки с вещдоками, отбыли. Фалькон остался, наблюдая, как грузят на эвакуатор останки «рейнджровера».
Край неба уже начал светлеть, когда Фалькон подошел к ограждению в том месте, где в него врезался грузовик. Оцинкованные перила там покорежились и вздулись. Грузовик уже отвели на обочину, взгромоздив его перед на тягач. Фалькон позвонил Эльвире, доложить, что фургон с деньгами отбыл, и предупредить, чтобы на месте был кто-то, кто может их принять. Экспертам они еще понадобятся — осмотреть купюры перед отправкой в банк.
— Что еще нашли? — спросил Эльвира.
— Запертый кейс, пистолет, дубинку со следами крови, шампанское «Крюг», водку и несколько граммов кокаина, — отвечал Фалькон. — Видать, жуткий любитель повеселиться был этот Василий Лукьянов.
— Вот «жуткий» — это в данном случае слово правильное, — сказал Эльвира. — В июне он был задержан по подозрению в изнасиловании шестнадцатилетней девочки из Малаги.
— И избежал ареста?
— Обвинение было выдвинуто против него и еще одного хулигана по имени Никита Соколов, и если принять во внимание фотографии девушки, удивляться не приходится, — сказал Эльвира. — Но я созвонился с Малагой, и выяснилось, что семья девушки переехала в новенький дом с четырьмя спальнями в перспективном районе возле Нерхи, а ее отец открыл в городе ресторанчик, где девушка теперь и работает. Этот новый мир вокруг заставляет чувствовать себя каким-то пережитком.
— Люди жадны, — заметил Фалькон. — Кажется, уж наелись, а им все мало! Видели бы вы, как они глаз отвести не могли от денег в багажнике этого русского!
— Но ты всю сумму забрал, не так ли?
— Кто может поручиться, что несколько пачек не свистнули до моего приезда?
— Я звякну тебе, когда прибудет Висенте Кортес. Я соберу вас тогда на совещание. А пока, может, лучше тебе отправиться домой поспать немного.
К Алексею пришли еще затемно, но добудиться его не смогли. Один из пришедших вынужден был прокрасться вдоль боковой стены и перелезть через низкую ограду в сад. Сломав запор на задвижном окне, он влез в дом и открыл входную дверь своему приятелю, державшему «стечкин», хранимый им еще с начала 90-х, когда он уволился из КГБ.
Поднявшись наверх, они застали Алексея в спальне — он спал на полу, завернувшись в простыню, рядом с ним валялась порожняя бутылка виски. Он был мертвецки пьян и не реагировал. Кое-как они растолкали его пинками. Он отозвался стоном.
Они оттащили его в ванную и поставили под холодный душ. Алексей бурчал что-то нечленораздельное, протестующее, словно они все еще пинали его. Под татуировками подрагивали мышцы. Подержав под холодными струями минуту-другую, они его отпустили. Побрившись перед зеркалом, в котором маячили лица двух мужчин, он принял аспирин, запив его водой из-под крана. Мужчины последовали за ним в спальню, где наблюдали, как он наряжается в выходной костюм. Бывший кагэбэшник сидел на кровати, зажав «стечкин» в коленях.
