— Сядьте.
Их пихнули в кресла. Говорил с ними лишь кубинец — тот самый, чей голос они слышали по телефону. Коробка с дисками лежала теперь на коленях у Фалькона. Повязка на глазах ему не понравилась — к такому он был не готов.
— Не представляю, как я узнаю сына с этой штукой на глазах, — сказала Консуэло. — Сейчас я сниму ее.
— Подождите! — вскричал кубинец.
— Осторожно, Консуэло, — сказал Фалькон.
— Не ощупывать же мне его! — добавила она, сдергивая повязку.
Фалькон тоже снял повязку. Мужчины в комнате, не зная, за кого из них приниматься, на секунду растерялись. Двое русских уже успели прикрыть лица платками, двое других были в масках с прорезями для глаз и рта. Один из них шагнул к Консуэло, в руке у него был пистолет, который он и приставил к ее лбу. Рука его подрагивала, но не от страха, а скорее от ярости. Держа палец на крючке, он снял пистолет с предохранителя. Консуэло часто заморгала, шея ее напряглась, и она втянула ее в плечи, когда дуло пистолета коснулось ее кожи. Кубинец что-то сказал по-русски. Последовал сердитый обмен репликами, и русский отступил.
— Если вы хотите остаться в живых и увидеться с сыном, вы должны слушаться и делать так, как вам велят, — сказал кубинец. — Эти люди ни в грош не ставят вашу жизнь, убить вас им будет не труднее, чем выкурить сигарету.
Теперь кубинец стоял перед ними. Он был единственный в этой комнате, чей вид не внушал страха и не вызывал опасений. Над платком на лице у него были очки.
— Ничего не делайте по собственной инициативе. Если я говорю вам что-то сделать, двигайтесь медленно. И самое главное — сохраняйте спокойствие.
Четверо русских, маячивших за его спиной, были крепкими и коренастыми, и Фалькон, едва взглянув на них, понял, что даже самый сильный из его ударов не причинит им никакого вреда. По виду настоящие трудяги, поднаторевшие в физической работе. Такие мускулы даются не тренировками в спортзалах, хотя двое из них и были одеты в тренировочные костюмы, без сорочек, прямо на голое тело, и из-под приспущенных на груди молний у них выбивались пучки волос. Мускулы вроде тех, что демонстрировали они, обычно наращиваются десятилетиями жестоких драк, когда бьешь не только ты, но бьют и тебя. На толстых запястьях у них красовались массивные золотые часы, руки были испещрены татуировками.
— Сеньор Донцов нам покажется? — спросил Фалькон.
— Прибудет в свое время, — отвечал кубинец. — Но прежде, как вы легко можете догадаться, мы должны взглянуть на диски.
— Первым делом я желаю встречи с сыном.
— Сына вы увидите, как только мы убедимся, что диски эти подлинные, — заверил ее кубинец. — Осторожность в данном случае мне кажется извинительной.
Взяв один из четырех стульев с плетеными сиденьями, кубинец сел за стол и раскрыл ноутбук. Фалькон передал ему диски. За спиной кубинца находилась комната с запертой дверью, а подальше, за спинами четырех русских, которые теперь дымили сигаретами, виднелась еще одна. Электричества не было. Помещение освещали газовые и керосиновые лампы, отбрасывавшие ярко-белые и маслянисто-желтые пятна света на деревянный потолок. Пол тоже был пятнистый — темные и светлые грубые керамические плитки кое-где поросли плесенью. Толстые стены, судя по всему, уже много лет не знали побелки. Они облупились, и штукатурка сыпалась на пол.
Кубинец между тем приступил к работе. Проглядывая двадцать пять дисков, он время от времени помечал что-то в блокноте. Звук он приглушил, поэтому записанных стонов и пыхтенья слышно не было. Он прокручивал запись, проигрывал и опять прокручивал.
— Ну и что теперь? — спросил Фалькон, чутко подмечавший каждую деталь, в том числе что русские держались поодаль, словно сторонились пленников. Дистанцию он определить не мог, зная только, что расстояние это его нервирует и смущает.
— Терпение, инспектор, — сказал кубинец. — Когда придет время, вы все узнаете.
— Моего сына здесь нет, ведь правда же? — почти в истерике вскричала Консуэло. — Я чувствую, что держат его в другом месте! Где он? Что вы с ним сделали?
— Материнское чутье изменяет вам. Он здесь, — сказал кубинец, глядя в дальнюю комнату на стоявших там теперь русских. — Ему пришлось вкатить успокоительного. Сделать укольчик. Таких мальчишек, как он, иначе не угомонишь.
— В таком случае дайте мне взглянуть на него. Вы же получили что хотели. И хотя просмотр дисков еще не окончен, вы знаете, что мы передали вам все обещанное.
— Я делаю все по инструкции, — сказал кубинец. — Если я начну своевольничать и нарушать приказ, это окончится плохо.
— Я должна увидеть его! — С этими словами Консуэло встала и направилась к двери.
Русские побросали свои сигареты. Тот, кто находился ближе к двери, выхватил из-за пояса пистолет. Двое других мгновенно окружили ее и взяли в тиски. Она била их кулаками, лягалась, но они словно не чувствовали ударов — даже не жмурились и никак не выражали своей досады или раздражения. Кубинец сказал им что-то по-русски. Они подняли ее и, протащив через всю комнату, бросили в кресло. Когда ее несли, она, отбиваясь, молотила ногами, и один уже занес над ней руку для удара, но кубинец опять сказал что-то по-русски.
— Я просил их быть с вами поаккуратнее, — пояснил он, уже по-испански. — Если бы он вас ударил, вы бы, думаю, и через неделю не очухались, или же он вообще свихнул бы вам шею. Эти люди не очень-то умеют рассчитывать свою силу.
— Не нравится мне это, — сказала Консуэло, и в глазах ее впервые показался страх — не за себя и собственную шкуру. — Очень и очень не нравится!
— А все потому, что вы пытаетесь сопротивляться, — сказал кубинец. — Я понимаю, как это трудно, но постарайтесь расслабиться.
— Тогда объясните нам предусмотренный порядок, — сказал Фалькон. — Она успокоится, если вы расскажете, что с нами будет дальше.
— Я проверю диски. Сейчас проверено уже больше половины, — отвечал кубинец. — Если все будет в порядке, то я позвоню, и сеньор Донцов приедет, чтобы их забрать. Именно тогда вы и увидите вашего сына, перед тем как сеньор Донцов заберет его с собой. Мальчик останется с ним до тех пор, пока не будет выполнена остальная часть договоренности. Вас это устраивает?
Фалькон и Консуэло переглянулись. Ей даже не пришлось мотнуть головой — и без того было ясно, что устроить это их не может. Никоим образом. Кубинец глядел куда-то поверх экрана. Он знал, что предстоит. Он уже бывал в подобных ситуациях и знал, что лучше всего человек умеет распознавать приближение своей кончины. Он знал, как в гражданских войнах происходят убийства, знал, как убивают соседей, близких знакомых, людей, с которыми вместе рос, с чьими семьями дружишь с самого детства. Обычно людей сгоняют, как стадо, в загон и держат там, чтобы убить в них все человеческое, а тогда уже они, как овцы, только и годятся что на убой! Кубинец знал, что обо всем начинает догадываться и Фалькон, глядевший сейчас на русских в попытке понять их и что они собираются делать. Теперь Фалькон понял, что означала эта их отчужденность, желание держаться в отдалении, они старались сохранять дистанцию, чтобы не почувствовать людей в своих будущих жертвах и чтобы не зародить в тех предчувствия грядущей гибели — скотина ведь не предчувствует приближения ножа.
