Тетушка Кэрри всё ещё носила траур по мужу и сыну. Лишь в редкие, особенно теплые дни она снимала небольшую чёрную шаль, которую сама себе вывязывала тамбуром. Миссис Лэмберт тоже ходила в чёрном, но когда к обеду приходили господин аббат и майор, она накидывала на плечи белую кружевную шаль, подаренную ей Джулией. После обеда они вчетвером играли в plafond
(59) со ставкой два су за сотню. Миссис Лэмберт, много лет прожившая на Джерси и до сих пор ездившая в Лондон, знала всё о большом свете и говорила, что теперь многие играют в бридж-контракт, но майор возражал, что это годится для американцев, его же вполне удовлетворяет plafond, а аббат добавлял, что он лично очень сожалеет о висте, который совсем забыли в последнее время. Ничего не поделаешь, люди редко бывают довольны тем, что они имеют, им подавай всё новое да новое, и так без конца. Каждое рождество Джулия посылала матери и тетке дорогие подарки, но они никогда не пускали их в ход. Они с гордостью показывали подарки приятельницам – все эти чудесные вещи, которые прибывали из Лондона, – а затем заворачивали в папиросную бумагу и прятали в шкаф. Джулия предложила матери автомобиль, но та отказалась. Они так редко и недалеко выходили, что вполне могли проделать свой путь пешком; шофер станет воровать бензин; если он будет питаться вне дома, это их разорит, если в доме – выведет из душевного равновесия Аннет. Аннет была их кухарка, экономка и горничная. Она прослужила у тетушки Кэрри тридцать пять лет. Черную работу делала её племянница Анжель; но та была ещё молода, ей не исполнилось и сорока, вряд ли удобно, чтобы в доме всё время находился мужчина.
Джулию поместили в ту же комнату, где она жила девочкой, когда её прислали к тетушке Кэрри на воспитание. Это вызвало в ней какое-то особенно сентиментальное настроение; по правде говоря, несколько минут она была на грани слёз. Но Джулия очень легко втянулась в их образ жизни. Выйдя замуж, тетушка Кэрри приняла католическую веру, и когда миссис Лэмберт потеряла мужа и навсегда поселилась в Сен-Мало, она под влиянием аббата в надлежащее время сделала то же. Обе старые дамы были очень набожны. Каждое утро они ходили к мессе, а по воскресениям – ещё и к торжественной мессе. Но, кроме церкви, они не бывали почти нигде. Изредка наносили визит какой-нибудь соседке, которая лишилась одного из своих близких или, наоборот, отмечала помолвку внучки. Они читали одни и те же газеты и один и тот же журнал, без конца что-то шили с благотворительной целью, играли в домино и слушали подаренный им Джулией радиоприемник. Хотя аббат и майор обедали у них раз в неделю много лет подряд, каждую среду старушки приходили в страшное волнение. Майор, с присущей военным прямотой, как они полагали, мог, не колеблясь, сказать, если бы какое-нибудь блюдо пришлось ему не по вкусу, и даже аббат, хоть и настоящий святой, имел свои склонности и предубеждения. Например, ему очень нравилась камбала, но он не желал её есть, если она не была поджарена на сливочном масле, а при тех ценах на масло, которые стояли после войны, это сущее разорение. Утром в среду тетушка Кэрри брала ключи от винного погреба и собственноручно вынимала бутылку кларета. То, что в ней оставалось после гостей, они с сестрой приканчивали к концу недели.
Старушки принялись опекать Джулию. Пичкали её ячменным отваром и страшно волновались, как бы её где-нибудь не продуло. По правде говоря, значительная часть их жизни была занята тем, что они избегали сквозняков. Они заставляли Джулию лежать на диване и заботливо следили за тем, чтобы она прикрывала при этом ноги. Они урезонивали Джулию по поводу её одежды. Эти шёлковые чулки такие тонкие, что сквозь них всё видно! А что она носит под платьем? Тетушка Кэрри не удивится, если узнает, что ничего, кроме сорочки.
– Она и сорочки не носит, – сказала миссис Лэмберт.
– Что же тогда на ней надето?
– Трусики, – сказала Джулия.
– И, вероятно, soutien-gorge
(60).
– Конечно, нет, – колко возразила Джулия.
– Значит, племянница, ты совсем голая под платьем?
– Практически – да.
– C'est de la folie
(61), – воскликнула тетушка Кэрри.
– C'est vraiment pas raisonnable, ma fille
(62), – согласилась миссис Лэмберт.
– И хоть я не ханжа, – добавила тетушка Кэрри, – я должна сказать, что это просто неприлично.
Джулия продемонстрировала им все свои наряды, и в первую же среду после её прибытия начался спор по поводу того, что ей надеть к обеду. Тетушка Кэрри и миссис Лэмберт чуть не поссорились друг с другом. Миссис Лэмберт считала, что раз Джулия привезла вечерние платья, ей и следует надеть одно из них, а тетушка Кэрри полагала это вовсе не обязательным.
– Когда я приезжала к тебе в Джерси и к обеду приходили джентльмены, мне помнится, ты надевала нарядный капот.
– О да, это прекрасно бы подошло.
Обе старые дамы с надеждой посмотрели на Джулию. Она покачала головой.
– Я скорее надену саван.
Тетушка Кэрри носила по средам чёрное платье с высоким воротничком, сшитое из тяжелого шёлка, и нитку гагата, а миссис Лэмберт – такое же платье, с белой кружевной шалью и стразовым ожерельем. Майор, низенький крепыш с лицом как печеное яблоко, седыми волосами, подстриженными en brosse
(63), и внушительными усами, выкрашенными в иссиня-черный цвет, был весьма галантен и, хотя ему давно перевалило за семьдесят, во время обеда пожимал Джулии под столом ножку, а когда они выходили из столовой, воспользовался случаем ущипнуть её за зад.
«Секс эпил», – пробормотала про себя Джулия, с величественным видом следуя за старыми дамами в гостиную.
Они носились с Джулией не потому, что она была великая актриса, а потому, что ей нездоровилось и она нуждалась в отдыхе. К своему великому изумлению, Джулия довольно скоро обнаружила, что они не только не гордятся её известностью, а, напротив, стесняются. Куда там хвалиться ею перед знакомыми – они даже не звали её с собой, когда наносили визиты. Тетушка Кэрри привезла из Англии обычай пить в пять часов чай и твердо его придерживалась. Однажды, вскоре после приезда Джулии, они пригласили к чаю нескольких дам, и за завтраком миссис Лэмберт обратилась к Джулии со следующими словами:
– Дорогая моя, у нас в Сен-Мало есть несколько очень хороших приятельниц, но, понятно, они всё ещё смотрят на нас, как на чужаков, хотя мы прожили здесь уже столько лет, и нам не хотелось бы делать ничего, что показалось бы им эксцентричным. Естественно, мы не просим тебя лгать, но, если это не будет абсолютно необходимо, тетя Кэрри считает, тебе лучше не говорить, что ты – актриса.
Джулия была поражена, но чувство юмора восторжествовало, и она чуть не расхохоталась.
