— Давайте вернемся к тому, зачем мы здесь, — монотонно проговорил Джейсон Борн.
— Прости, дорогой.
— Мы собираемся сотрудничать с русскими, — Конклин говорил быстро, предвосхищая мгновенную реакцию Борна и Мари. — Все в порядке, я знаю контактное лицо, знаю его уже много лет, но Вашингтон — нет. Его имя Крупкин, Дмитрий Крупкин, и, как я уже говорил Мо, он может продаться за пять серебряных монет.
— Дай ему тридцать одну, — перебил его Борн, — чтобы быть уверенным, что он на нашей стороне.
— Я предполагал, что ты это скажешь. Какой потолок?
— Никакого.
— Не так быстро, — сказала Мари. — Какая начальная цена?
— Слово нашему экономисту, — объявил Панов, потягивая вино.
— Учитывая его позицию в парижском КГБ, я бы назвал сумму около пятидесяти тысяч американских.
— Предложи ему тридцать пять и при давлении увеличивай до семидесяти пяти. Максимум — сотня, если необходимо, конечно.
— Ради Бога, — вскричал Джейсон, еле сдерживая голос. — Речь идет о нас и о Шакале . Дай ему все, что он захочет!
— Чем легче человека купить, тем легче его перекупить.
— Она права? — спросил Борн, уставившись на Конклина.
— При обычных условиях — да, но в данном случае для перекупки потребуется действующее месторождение алмазов. Никто так не желает смерти Карлоса, как русские, и тот, кто принесет его труп, станет героем Кремля. Помните, его тренировали в Новгороде. Москва такое не забывает.
— Тогда делай, как она говорит, только купи его, — сказал Джейсон.
— Я понял. — Конклин наклонился вперед и глотнул воды из стакана. — Я позвоню ему сегодня, с телефона-авто shy;мата на телефон-автомат, и обо всем договорюсь. Потом организую встречу на завтра, возможно ланч где-нибудь за пределами Парижа. Очень рано, до прихода большинства посетителей.
— Может, здесь же? — спросил Борн. — Бессмысленно искать дальше, и я буду знать дорогу сюда.
— Почему бы и нет? — согласился Алекс. — Я поговорю с хозяином. Но только не все четверо из нас — только я и Джейсон.
— Я уже думал об этом, — холодно сказал Борн. — Мари нельзя втягивать. Ее не должно быть ни видно, ни слышно, это ясно?
— Дэвид, ты уверен…
— Да, уверен .
— Я буду с ней, — быстро вмешался Панов. — Отбивные? — добавил он, стараясь разрядить обстановку.
— У меня нет кухни, но там есть поблизости отличный ресторан, где подают замечательную форель.
— Что ж, придется отказаться от отбивной, — вздохнул психиатр.
— Думаю, вам лучше будет поесть в комнате, — сказал Борн тоном, не терпящим возражений.
— Я отказываюсь быть заключенной, — тихо возразила Мари, прямо глядя на мужа. — Никто не знает, кто мы и где мы, и, по-моему, женщина, сидящая взаперти и не показывающаяся наружу, может привлечь гораздо больше внимания, чем нормальная француженка, занимающаяся своими повседневными делами.
— Она права, — заметил Алекс. — Если у Карлоса есть сеть осведомителей, ненормальное поведение действительно может привлечь их внимание.
— Вернемся к делу, — отрывисто предложил Борн.
— Ты очень груб, Дэвид.
— Я очень нетерпелив, помнишь?
— Ладно, остынь, — сказал Конклин. — Мы все на взводе, но необходимо все прояснить. Как только Крупкин будет в наших рядах, его первой задачей будет отследить номер, который Гейтс дал Префонтейну в Бостоне.
– Кто дал кому , что и где? — спросил ошарашенный психиатр.
— Ты не в курсе, Мо. Префонтейн — это отстраненный судья, который связался с агентом Шакала. Короче говоря, агент дал нашему судье парижский номер, чтобы связаться с Шакалом, но он не совпал с номером, который уже был у Джейсона. Но в том, что агент, юрист по имени Гейтс, имел связь с Карлосом, сомнений нет.
– Рэндольф Гейтс? Бостонский подарок залам суда Чингис-хана?
— Тот самый.
— Боже правый… Прошу прощения, я не должен был говорить этого, я же язычник. Да какого черта! — я в этом плохо разбираюсь, но, думаю, вы согласитесь, что это шок.
— Немалый. И мы должны выяснить, кому принадлежит этот номер здесь, в Париже. Крупкин может это для нас выяснить. Это настоящий штопор для подобных головоломок, гарантирую вам.
– Штопор? — переспросил Панов. — Для чего, ради всего святого, во всем этом Префонтейн, судья, юрист и все остальные? Звучит, как плохое недодержанное вино.
— Это очень хорошее, выдержанное марочное вино, — вставила Мари. — Тебе бы понравилось, доктор. Ты мог бы месяцами изучать его, потому что у него больше оттенков вкуса, чем у большинства из нас, а его интеллект все еще невредим, несмотря на такие неприятности, как алкоголь, коррупция, потеря семьи и тюрьма. Он оригинал, Мо, и где большинство преступников его лиги обвиняют во всем всех, кроме себя, он — нет. Он сохранил великолепное ироническое чувство юмора. Если бы у американского правосудия было хоть немного мозгов — что оно регулярно старается опровергнуть, — его бы вернули на скамью подсудимых… Он преследовал людей Шакала, потому что те хотели убить меня и моих детей. Если при этом он каким-то способом зарабатывает хотя бы один доллар, он заслуживает каждый пенни, и я позабочусь, чтобы он их получил.
— Лаконично. Он тебе нравится.
— Я обожаю его. Так же, как обожаю тебя и Алекса. Вы все так рискуете ради нас…
— Может, мы все-таки вернемся к тому, зачем мы здесь? — сердито сказал Хамелеон. — Меня не интересует прошлое, меня интересует завтра.
— Ты не только груб, дорогой мой, ты еще и ужасно неблагодарен.
— Пусть будет так. На чем мы остановились?
— На Префонтейне, — резко ответил Алекс, глядя на Борна. — Но он может уже и не иметь значения, потому что вряд ли переживет Бостон… Я позвоню тебе в таверну в Барбизоне завтра и уточню время ланча. Здесь. Постарайся приехать точно вовремя, чтобы мы тут не маячили, как оставшиеся без пары белоснежные гуси. К тому же, если этот толстяк прав насчет его «кухни», Круппи она понравится, и он расскажет о ней всем.
– Круппи?
— Расслабься. Я же сказал, мы давно знакомы.
— И не расспрашивай, — добавил Панов. — Уверяю тебя, ты не хочешь слышать про Стамбул и Амстердам. Они оба — парочка воров.
— Проехали, — сказала Мари. — Продолжай, Алекс, что насчет завтра?
— Мо и я поедем к тебе на такси, и мы с твоим мужем вернемся потом сюда. Позвоним вам после ланча.
— А как насчет твоего водителя, которого добыл Кассет? — спросил Хамелеон, холодно сверкая глазами.
— А что с ним? За сегодняшнюю ночь ему заплатят в два раза больше, чем он может заработать своим такси за месяц, и после того, как он высадит нас у отеля, он исчезнет. Мы больше его не увидим.
