Он стоял в дальнем конце голого бетонного помещения, лампа лежала на полу позади него, высвечивая его силуэт, не позволяя разглядеть его черты, скрытые вдобавок поднятым воротником его черного одеяния. Справа от него стоял сломанный низкий деревянный стол, на котором были разложены папки с досье, а слева от него, прикрытый кипой газет, невидимо для его «подопечных», лежала обрезанная 56-я и автомат АК-47 с сороказарядным магазином. Второй магазин был заткнут за пояс Шакала. Оружие было с ним почти только по привычке: он не ожидал никаких осложнений. Только поклонение.
Он осмотрел присутствующих, заметив, что все восемь искоса поглядывают друг на друга. Никто не сказал ни слова; в сыром воздухе мрачного заброшенного помещения чувствовалось напряженное ожидание. Карлос понимал, что должен развеять страх, эту скрытность, как можно скорее. Именно для этого он расставил восемь стульев, собранных из разных брошенных кабинетов в задней части магазина. Когда люди сидят, они менее напряжены; это трюизм. Однако ни один из стульев не оказался занят.
— Спасибо, что пришли сюда этим утром, — сказал Шакал по-русски, подняв голос. — Прошу вас, выберите себе по стулу и присаживайтесь. Наша беседа будет недолгой, но потребует предельной концентрации… Не мог бы товарищ, ближайший к двери, закрыть ее? Мы больше никого не ждем.
Один бюрократ твердой походкой прошел к тяжелой старой двери и закрыл ее, в то время как остальные взяли себе по стулу, отставив их друг от друга на равные расстояния. Карлос подождал, пока все рассядутся и стихнет скрежет деревянных ножек о цемент. Затем, подобно опытному оратору-актеру, Шакал выдержал паузу, прежде чем формально обратиться к своей аудитории. Он глянул своими проницательными глазами по очереди на каждого из присутствующих, будто желая сообщить каждому и каждой, что он и она особенные для него. Последовали краткие движения рук, в основном женских, разглаживавших складки одежды, когда на них останавливался его взгляд. Их одежда была характерна для представителей высших правительственных кругов — в основном прямого покроя и консервативная, но хорошо выглаженная и чистая.
— Я парижский монсеньер, — начал киллер в церковном одеянии. — Я тот, кто провел несколько лет в поисках каждого из вас — при помощи товарищей здесь, в Москве, и за ее пределами — и посылал вам немалые деньги, прося только о том, чтобы вы тихо дожидались моего прибытия и проявили такую же преданность мне, какую я проявил по отношению к вам… По вашим лицам я предвижу ваши вопросы, так что позвольте мне пояснить. Годы тому назад я был среди немногих избранных для обучения в Новгороде. — Последовала тихая, но заметная реакция присутствующих. Миф о Новгороде соответствовал реальности; это действительно был очень хороший учебный центр для самых одаренных товарищей — как им дали понять, но правды никто на самом деле не понимал, потому что о Новгороде редко говорили вслух, только шепотом. Несколько раз кивнув, Карлос отметил для себя эффект, произведенный его откровением, и продолжил.
— Прошедшие после этого годы я провел во множестве стран, продвигая интересы великой социалистической революции, был подпольным комиссаром с гибким портфолио, которое требовало частых поездок сюда, в Москву, глубокого изучения конкретных ведомств, в которых каждый из вас занимает ответственную должность. — Шакал снова сделал паузу, потом вдруг заговорил резко: — Должности ответственные, но без власти, которая должна быть вашей. Ваши возможности недооценивают и недооплачивают, потому что начальники над вами — полные идиоты.
Реакция слушателей теперь была более заметной, определенно менее сдержанной.
— По сравнению с аналогичными отделами в правительствах наших соперников, — продолжал Карлос, — мы далеко отстали, в то время как должны быть далеко впереди, и мы отстали потому, что ваши таланты все время подавляются вышестоящими людьми, которые больше заботятся о своих должностных привилегиях, чем о функционировании их отделов!
Реакция была мгновенной, даже возбуждающей: три женщины вполне открыто, хотя и сдержанно, зааплодировали.
— Именно по этой причине, по этим причинам я и мои единомышленники здесь, в Москве, нашли вас. Далее, именно поэтому я посылал вам деньги — вы могли использовать их по своему личному усмотрению — потому что эти деньги приблизительно показывают, какие привилегии имеет ваше начальство. Так почему бы вам не получать их и не радоваться им, как они?
По помещению прокатилось «почему нет?» и «он прав», теперь все переглядывались и кивали головами. Тогда Шакал начал перечислять восемь основных ведомств, и на каждое из названий присутствующие кивали с энтузиазмом.
— Министерства транспорта, печати, финансов, внешней торговли, юстиции, обороны, науки и, наконец, хотя и не на последнем месте, Верховный Совет… Это ваши области, но вас отрезали от всех конечных решений. Этого больше нельзя терпеть — пора все изменить!
Слушатели поднялись с мест как один, они больше не были незнакомцами — наоборот, люди были объединены идеей. Но тут один , очевидно, осторожный бюрократ, который закрывал дверь, сказал:
— Похоже, вы хорошо знаете наше положение, сэр, но что может его изменить?
– Это , — провозгласил Карлос сделав драматический жест в сторону папок, разложенных на столе. Группа медленно опустилась обратно на стулья, переглядываясь и посматривая на папки. — На этом столе лежат секретно добытые конфиденциальные досье на ваших начальников, каждого из представленных здесь ведомств. В них содержится столь опасная для них информация, что, оказавшись в ваших руках, она гарантирует вам немедленное продвижение по службе, а в некоторых случаях ваше назначение в те самые высокие кабинеты. Вашему начальству не останется выбора, потому что эти данные — кинжалы, приставленные к их горлу. Разглашение этой информации приведет к позору и казни.
— Сэр? — женщина средних лет в аккуратном, но неброском голубом платье неуверенно поднялась. Ее светло-серые волосы были зачесаны назад и убраны в тугой пучок; вставая, она быстрым движением, с чувством собственного достоинства поправила его. — Я ежедневно обрабатываю дела персонала… и часто обнаруживаю ошибки… как можете вы быть уверены в том, что эти досье точны? А если они неверны, мы можем попасть в очень опасное положение, разве не так?
— Одно только то, что вы сомневаетесь в их точности, оскорбительно, мадам, — холодно ответил Шакал. — Я парижский монсеньер. Я тщательно описал ситуации каждого из вас и тщательно обрисовал порочность вышестоящих лиц. Далее, с немалыми затратами и риском для себя и моих московских сообщников, я тайно передавал вам деньги, чтобы вы могли сделать свою жизнь более комфортной.
— Что касается меня, — перебил худой мужчина в очках и коричневом деловом костюме, — я благодарен за деньги — свои я вложил в наш коллективный фонд и ожидаю умеренной отдачи, — но что же дальше? Я из Министерства финансов, и, признав это, освобождаю себя от соучастия, чтобы прояснить мой статус.
— Что бы это ни значило, счетовод, ваш статус так же ясен, как и вашего безнадежного министерства, — перебил его тучный мужчина в черном костюме, маловатом для его размеров. — Вы даже сомневаетесь в возможности получения достойной отдачи! Я из Министерства обороны, и нас-то вы упорно лишаете инициативы.
