Джоэл расслабился, отдавшись течению, которое несло его на восток. Где-то впереди вот-вот появятся огни, и эти огни выведут его к какому-нибудь убежищу и телефону. Нужно все продумать и как можно быстрее составить краткое резюме по этому делу. Однако юрист, глубоко сидящий в нем, подсказывал ему, что человек с повязкой, прикрывающей огнестрельную рану, в промокшей до нитки одежде и с оружием, выкрикивающий что-то на улице на чужом языке, – хорошая мишень для пособников Джорджа Маркуса Делавейна, они тут же схватят его. Поэтому придется действовать иначе – прибегая ко всем ухищрениям, на какие он только способен. Необходимо во что бы то ни стало добраться до телефона и заказать трансатлантический разговор. Он может это сделать и обязательно сделает! Река Хуанхэ осталась в прошлом; теперь дорогой жизни был Рейн.
Джоэл плыл брассом, все еще сжимая в руке пистолет и чувствуя, как постепенно немеет в воде раненая рука. Вскоре показались огни какой-то деревни.
Глава 18
Натянув до предела телефонный провод, Валери положила кисть в этюдник. Ее глаза машинально скользили по песчаным дюнам, видневшимся сквозь стеклянную дверь, однако при этом она внимательно вслушивалась в звучавшие по телефону слова, прекрасно улавливая в них подтекст.
– Да что с вами такое, Ларри? – прервала она своего собеседника, не в силах более сдерживать обуревающие ее чувства. – Джоэл – не просто служащий вашей фирмы или младший партнер, он ваш друг! А вы будто составляете обвинительное заключение. И что это за термин, которым вы все время оперируете? “Косвенные доказательства…”, “он был там, он был тут”, “кто-то сказал это, кто-то сказал то…”.
– Я стараюсь понять, что происходит, Вэл, – возразил ей Тальбот из своего офиса в Нью-Йорке. – И вы тоже должны попытаться это сделать. Есть много такого, о чем я не имею права говорить, – об этом меня просили люди, которых я весьма уважаю, если не сказать больше. Я нарушаю их требование именно потому, что Джоэл – мой друг, и стараюсь помочь ему.
– Хорошо, тогда начнем сначала, – сказала Валери. – Что конкретно вас интересует?
– Это, конечно, не мое дело, и я никогда не задал бы подобного вопроса, если бы не считал…
– Верю, верю, – согласилась Валери. – Ну, так в чем же дело?
– Видите ли, я знаю, у вас с Джоэлом были серьезные проблемы, – продолжал старший партнер фирмы “Тальбот, Брукс и Саймон” таким тоном, будто речь шла о мелкой потасовке между детьми. – Но проблемы проблемам рознь.
– Ларри, – снова прервала его Валери, – проблем у нас хватало. Мы развелись. Значит, проблемы эти были достаточно серьезны.
– Не являлось ли одной из них оскорбление действием? – быстро проговорил Тальбот тихим голосом, явно с отвращением произнося эти слова.
– Что? – Валери была ошеломлена, такое ей просто не могло прийти в голову.
– Вы ведь понимаете, что я имею в виду? Не бил ли он вас в приступе гнева? Не наносил ли вам телесных повреждений?
– Мы с вами не в зале суда, и тем не менее мой ответ: “Нет, конечно нет”. Временами мне даже хотелось – пусть бы он по крайней мере рассердился.
– Простите?
– Нет, ничего, – сказала Валери, приходя в себя от изумления. – Не знаю, что заставило вас задать такой вопрос, но вы очень далеки от истины. У Джоэла было в запасе множество значительно более эффективных средств для унижения моего “я”, чем просто побои. И среди них, дорогой Ларри, на первом месте стояло верное служение своей карьере в фирме “Тальбот, Брукс и Саймон”.
– Знаю, дорогая, и простите меня, ради Бога. Подобные жалобы очень часто возникают во время бракоразводных процессов, и я не уверен, можно ли тут что-нибудь поделать, – во всяком случае, не в наши дни, не в этом веке, а может быть, и вообще никогда. Но сейчас речь идет о другом: я говорю о периодах мрачного настроения, которое иногда на него нападало, мы оба об этом знаем.
– А вы знаете хоть одного разумного человека, у которого не бывало бы таких периодов? – спросила бывшая миссис Конверс. – Мы ведь живем не в лучшем из миров, не так ли?
– Согласен! Но Джоэл долгое время прожил в еще более страшном мире, которого мы и представить себе не можем. Мне не верится, что он вышел из него без единой царапины.
Валери помолчала, тронутая неприкрашенной прямотой этого пожилого человека, искренне привязанного к ее бывшему мужу.
– Вы очень милы, Ларри, и подозреваю – нет, знаю точно, – что вы правы. Поэтому я полагаю, вам следовало бы сказать мне больше, чем вы уже сказали. Термин “оскорбление действием”, как вы, юристы, говорите, уже наводит на тот или иной ответ. Но это нечестно, потому что так можно прийти к неверным выводам. Бросьте, Ларри, будьте справедливы. Он больше мне не муж, но мы расстались совсем не из-за того, что он бегал за юбками или колотил меня по голове. Может, я и не хочу быть его женой, но тем не менее я уважаю его. У него есть свои проблемы, у меня – свои, а сейчас вы намекаете на то, что его проблемы значительно серьезнее моих. Что же все-таки случилось, Ларри?
Тальбот помолчал, а потом заговорил тихим торопливым голосом – ему снова было неприятно произносить такие слова.
– Утверждаю, что он совершил неспровоцированное нападение на человека, и человек этот мертв.
– Нет! Это невозможно! Он не мог этого сделать! Просто не мог!
– Именно это он и сказал мне, но он солгал. Он сказал, что находится в Амстердаме, хотя его там не было. Он пообещал вернуться в Париж и утрясти все недоразумения, но не сделал этого. Он был тогда в Западной Германии и по-прежнему находится где-то там. Интерпол выдал ордер на его арест, и теперь его повсюду разыскивают. Ему советовали обратиться в американское посольство, но он отказался. А затем исчез.
– О мой Бог, вы все ровным счетом ничего не понимаете! – взорвалась Валери. – Вы просто не знаете его! Если и произошло то, о чем вы говорите, значит, на него напали – в самом прямом смысле слова, и у него не оставалось иного выхода, как ответить ударом на удар!
– Это не так, если верить показаниям объективного свидетеля, который не знает ни его, ни пострадавшего.
– Лжет он, этот ваш объективный свидетель!… Послушайте. Я прожила с этим человеком четыре года, и, за исключением кратковременных отлучек, мы ни разу не покидали Нью-Йорк. Случалось, на моих глазах его задирали пьяные и прочая уличная дрянь, подонки, которых он мог бы одним ударом вбить в тротуар, – и, ей-богу, некоторые вполне этого заслуживали, – но я ни разу не видела, чтобы он сделал хоть шаг в их сторону. Он просто делал успокаивающий жест руками и уходил. Несколько раз его обзывали мерзкими словами, а он просто стоял и молча смотрел на этих мерзавцев. При этом, Ларри, взгляд у него был таким, что у меня мурашки по спине бегали. Но он ни разу не позволял себе чего-нибудь большего.
– Вэл, мне бы хотелось вам верить. Мне хотелось бы верить, что это была самооборона, но он удрал, исчез. Посольство могло бы ему помочь, защитить его, но он туда не явился.
