Джоэл быстро произвел мысленный подсчет, переводя гульдены в доллары: цена сеанса составляет приблизительно тридцать долларов. Он вручил изумленному “консьержу” эквивалент двухсот семидесяти пяти долларов, взял у него номерок от комнаты и двинулся к лестнице.
– Она ваш друг, сэр? – спросил пораженный хранитель очага, едва Конверс поставил ногу на первую ступеньку. – Старая любовь, наверное?
– Голландская кузина, с которой нас разлучили в детстве, – грустно отозвался Джоэл. – Нам есть о чем поговорить. – И, скорбно опустив плечи, он зашагал по лестнице.
– Слапен? – воскликнула женщина с растрепанными черными волосами и густо нарумяненными толстыми щеками. Она была изумлена не меньше своего стража внизу. – Вы хотите слапен?
– Перевод слабоват, но смысл передан верно, – ответил Конверс, снимая очки, кепку и усаживаясь на кровать. – Я очень устал, и вздремнуть было бы неплохо, но подозреваю, что придется ограничиться простым отдыхом. Читай какой-нибудь свой журнал. Я тебе не помешаю.
– В чем дело? Я что, некрасивая? Нечистая? Но и вы тоже – не картинка, менеер! Лицо все в синяках, глаза красные. Может быть, это вы нечистый!
– Просто я упал. Брось, я считаю, что ты прекрасна, я в восторге от этих пурпурных теней под глазами, но мне и в самом деле необходимо отдохнуть.
– Но почему здесь?
– Я не хочу возвращаться в свой отель. Там любовник моей жены. А он – мой босс.
– Amerikaans!
[147]
– Ты прекрасно говоришь на нашем языке. – Джоэл снял ботинки и, блаженствуя, вытянулся на кровати.
– Ах, я начинала с Amerikaans мальчиками из колледжей. Одни разговоры и разговоры, потому что они всего боятся. А те, что все же залезали в постель… пуф! – и все. А потом опять разговоры, эти проклятые разговоры. А потом были ваши солдаты, и ваши матросы, и ваши бизнесмены. Почти все пьяные и хихикают как дети. И все время разговаривают. Двенадцать лет. Так я научилась разговаривать.
– Только не вздумай писать мемуары. Все они теперь стали небось сенаторами, конгрессменами или епископами. – Конверс закинул руки за голову и уставился взглядом в потолок. Здесь был хоть какой-то проблеск умиротворенности. Он начал понемногу насвистывать мотивчик, а потом сочинились слова: “Янки-Дудл прибыл в Голландию, а пистолетик-то пуст…”
– А вы смешной, менеер, – с хриплым смешком сказала проститутка и набросила на него снятое со спинки стула тонкое одеяло. – Вы очень забавный, но вы говорите неправду.
– Почему ты так думаешь?
– Будь у вашей жены любовник, вы бы его убили.
– Ничего подобного.
– Тогда это не ваша жена. Я видела много мужчин, менеер. Может, вы и хороший человек, но вы убили бы. Это написано у вас на лице.
– Придется об этом подумать, – сказал Джоэл, слегка смутившись.
– Спите, если хотите. Вы заплатили. Я посижу здесь. – Женщина подошла к стулу у стены и села на него с журналом в руках.
– Как тебя зовут? – спросил Конверс.
– Эмма, – ответила проститутка.
– Ты – хороший человек, Эмма.
– Нет, менеер, нет, я не хороший человек.
Конверс проснулся от чьего-то прикосновения, быстро сел на кровати и инстинктивно потрогал пояс, чтобы убедиться, что деньги на месте. Он так крепко заснул, что не сразу сообразил, где находится, и только спустя какое-то время увидел крикливо раскрашенную женщину, стоящую рядом с ним.
– Менеер, вы от кого-то прячетесь? – тихо спросила она.
– Что?
– По Лейдсеплейн ходят слухи. Людям задают вопросы…
– Что? – Конверс сбросил с себя одеяло и спустил ноги на пол. – Какие люди? Что за слухи?
– Хет-Лейдсеплейн – наш район. Здесь ходят мужчины и задают вопросы. Они разыскивают американца.
– А почему – здесь? – Джоэл передвинул руку с денежного пояса к торчащему из-под него револьверу.
– Те, кто не хочет, чтобы их видели, часто приходят сюда, на Лейдсеплейн.
А почему бы и нет? – подумал Конверс. Если это пришло в голову ему, то почему бы об этом не подумать и его врагам?
– У них есть его описание?
– Это – вы, – напрямик ответила проститутка.
– Ну и?… – Джоэл пристально смотрел ей в глаза.
– Им ничего не сказали.
– Не верится, что наш друг внизу оказался столь великодушным. Ему наверняка предлагали деньги.
– Ему их дали, – поправила его проститутка. – И пообещали дать еще за дополнительную информацию. Их человек сидит у телефона в кафе, немного ниже по улице. Когда ему позвонят, он приведет остальных. Наш… друг внизу думает, что вы тоже предложите ему деньги.
– Так, понятно… Аукцион. И в качестве лота – моя голова.
– Не понимаю…
– Не важно. Так о чем мы говорим? Сколько он хочет?
– Тысячу гульденов. Если вас возьмут, он получит больше.
– И все-таки наш друг выглядит слишком уж великодушным. Я бы подумал, что он ухватился за предложение и закроет свою лавочку.
– Он – хозяин этого дома. А кроме того, тот человек был немцем и говорил так, как будто отдавал приказы. Это сказал мне наш друг внизу.
– Он правильно угадал. Это и в самом деле солдат, да только из той армии, о которой Бонн не имеет никакого представления.
– Zo?
[148]
– Ничего. Узнай, возьмет ли наш друг доллары?
– Конечно возьмет.
– Тогда я дам ему вдвое больше того, что предлагали они. Проститутка чуть замялась.
– А я, менеер?
– Прошу прощения?
– En? Как вы говорите… “ну и”?
– Ах, ты?
– Да, я.
– Для тебя у меня особая программа. Ты водишь машину? А может быть, знаешь кого-нибудь, кто водит?
– Я сама вожу, natuurlijk
[149]
. В плохую погоду я отвожу детей в школу.
– Боже… Я хотел сказать… Вот и прекрасно.
– Но тогда я так не крашусь, конечно. “О Господи! – подумал Конверс. – Опять эти вечные истории”.
– Я попрошу тебя взять напрокат автомобиль и подогнать его ко входу. А потом ты выйдешь, оставив в машине ключи зажигания. Сможешь ты это сделать?
– Ja
[150]
, но все имеет свою цену.
– Триста долларов – восемь сотен гульденов: да – да, нет – нет.
