– И когда именно?
– По нашим сведениям, в пределах трех – пяти недель.
– Господи! – Джоэл почувствовал не только злость, но и страх. – Эвери Холлидей перед смертью прошептал мне нечто странное. Он повторил слова своих убийц: “Аквитания…”, “Они сказали, что ради Аквитании…”. Таковы были его последние слова. Что они могут означать, как по-вашему?
Старый ученый медленно отвернулся и задумчиво посмотрел в сторону водной глади, глаза его поблескивали в переменчивом свете луны.
– Это безумие, – прошептал он.
– Мне это ни о чем не говорит.
– Естественно, – извиняющимся тоном произнес Биль, снова поворачиваясь к Конверсу. – Это говорит о размахе. Просто невероятно…
– Я вас не понимаю.
– Аквитания… Да, именно Аквитанией называл ее Юлий Цезарь… Так именовались южные области Франции, которые в первые столетия после Рождества Христова простирались от Атлантического побережья до Средиземного моря. На севере они доходили до устья Сены и тянулись западнее Парижа…
– Я кое-что слышал об этом, – прервал его Джоэл, не желая выслушивать академическую лекцию.
– Весьма похвально, ибо большинство людей знают только о более поздних временах, скажем, начиная примерно с восьмого века, когда Карл Великий завоевал эту область и создал там королевство Аквитания, унаследованное затем его сыном Людовиком и его сыновьями – Пепином Первым и Вторым. Именно этот период и события последующих трех столетий представляют для нас интерес.
– Какой?
– Так создавалась легенда об Аквитании, мистер Конверс. Подобно многим амбициозным генералам, Делавейн, подражая Цезарю, Наполеону, фон Клаузевицу и даже генералу Паттону, считает себя знатоком истории. Заслуженно или нет, но я считался одним из знатоков ее, он же – всего лишь жалкий школяр. Школярство склонно к поспешным, бездоказательным выводам. И в данном случае мы видим результаты.
– О чем это вы?
– Легенда об Аквитании весьма противоречива, и всякие “А что, если бы…”, которые раздаются все чаще и чаще, в конце концов приводят к полному искажению известных нам исторических фактов. Видите ли, Аквитания в ходе ее истории то неоправданно расширялась, то вдруг съеживалась до крохотных размеров, и переходы эти бывали весьма резкими. Короче говоря, наделенный воображением школяр мог бы прийти к выводу, что, не будь политических, матримониальных или военных просчетов Карла Великого, его сына, двух Пепинов, а затем – Людовика Седьмого Французского и Генриха Второго Английского, которые оба были женаты на любвеобильной Элеоноре, Аквитания подчинила бы себе большую часть Европы, а то и полностью поглотила бы ее… – Биль помолчал. – Теперь-то вы начинаете понимать? – спросил он. – Понимаю, – прошептал Джоэл. – Господи, теперь мне понятно.
– И это еще не конец, – продолжал ученый. – Поскольку Аквитания некоторое время считалась законным владением Англии, то можно предположить, что со временем она владела бы и всеми ее колониями, включая и те тринадцать, что лежали по другую сторону Атлантического океана, – позднее Соединенные Штаты Америки… Само собой разумеется, что ничего подобного произойти не могло, ибо это противоречило бы основным законам развития западной цивилизации, действующим со времен основания Рима и вплоть до падения Римской империи. Нельзя разрушить государство, затем насильственно объединить и править вопреки воле его народов, вопреки их культурным традициям – по крайней мере, продолжительное время.
– Но кое-кто пытается сделать именно это, – сказал Конверс. – Джордж Маркус Делавейн.
– Да. Мысленно он сконструировал ту Аквитанию, которой никогда не было и быть не может. И это очень опасно.
– Почему? Вы ведь сами сказали, что это невозможно.
– Невозможно, если следовать тем, прежним законам развития общества. Но следует учитывать, что в истории еще не было периода, подобного нашему. Не было столь мощного оружия и такого всеобщего разброда. Делавейн и его приспешники делают ставку именно на два этих фактора. – Старик указал на лист бумаги, который Конверс все еще держал в руках. – Есть у вас спички? Посветите себе и взгляните на эти имена.
Конверс развернул бумагу и достал из кармана зажигалку. Огонек осветил бумагу, и он принялся изучать ее содержимое.
– Господи, – проговорил он, напряженно вглядываясь в текст, – да они тут все под стать Делавейну. Истинное сборище милитаристов, если только я правильно думаю. – Джоэл погасил зажигалку.
– Так оно и есть, – подтвердил Биль. – И список возглавляет генерал Жак Луи Бертольдье из Парижа, человек весьма примечательный, незаурядный. Активный участник Сопротивления во время войны, получивший чин майора менее чем в двадцать лет, но позднее – непоколебимый член салановской ОАС. Это он стоял за покушением на жизнь де Голля в августе 1962 года, намереваясь лично стать во главе республики. И это ему почти удалось. Он верил и продолжает верить по сей день, что алжирские генералы способны восстановить величие Франции. Уцелел же он не только потому, что представляет собой ходячую легенду, но и потому, что имеет много единомышленников среди элиты командного состава, поставляемой Сен-Сиром. Короче говоря, это – фашист и фанатик, скрывающийся под личиной респектабельности.
– Таков же, по-моему, и этот Абрахамс, – заметил Конверс. – “Сильный человек” Израиля, который расхаживает в военной маскировочной куртке и грубых башмаках, не так ли? Горлопан, выступающий в кнессете и митингующий на стадионах, который призывает залить кровью Иудею и Самарию, если сынам Авраама откажут в их притязаниях. Даже израильское правительство не может заставить его заткнуться.
– Многие откровенно боятся его – он весьма энергичен и для многих уже стал символом, чем-то вроде грома небесного. По сравнению с Хаимом Абрахамсом и его последователями даже правительство Бегина выглядит чем-то вроде кучки жалких и запуганных пацифистов. Он – сабра
[4]
, и евреи европейского происхождения терпят его потому, что он проявил незаурядные командные способности в ходе двух войн и пользовался уважением – если не симпатиями – всех военных министров со времен Голды Мейр. Они знают, что он может понадобиться им и любой момент.
– А кто такой ван Хедмер? – спросил Джоэл, снова воспользовавшись зажигалкой. – Он из ЮАР? Здесь о нем сказано: “Палач в мундире” или что-то в этом роде.
– Ян ван Хедмер, он же – палач Соуэто
[5]
, как называет его темнокожее население. Он с пугающей легкостью отправляет на казнь “нарушителей” при полном попустительстве правительства. Выходец из старинной семьи африканеров, в которой со времен англо-бурской войны все были генералами, он не видит причин, по которым Претории следовало бы, наконец, вступить в двадцатый век. Кстати, он ближайший друг Абрахамса и часто навещает его в Тель-Авиве. Он весьма эрудирован и очень обаятелен, даже выступает на международных конференциях, да и внешность его никак не соответствует его внутреннему облику и репутации.
