— Зараза проникла не только в ваше посольство. — Моро повернулся к ним от окна с выражением печали и злости на лице. — Мой офис тоже скомпрометирован.
— Вы хотите сказать, что в непогрешимом Втором бюро есть вражеский агент и, может быть, не один?
— Дру, ну зачем ты так? — сказала Карин, укоризненно качая головой, тем самым давая ему понять, что Моро и сам сильно обеспокоен.
— Я не сказал в Бюро, мсье. — Глава Второго бюро пристально посмотрел в глаза Лэтему и холодно продолжил: — Я сказал, в мой офис.
— Не понимаю. — Дру понизил голос, в его тоне уже не было capказма.
— Вы и не можете понять, потому что не знаете нашей системы. Поскольку я le directeur, мое местонахождение должно быть всегда известно на случай непредвиденных обстоятельств. Помимо Жака, который помогает мне распланировать работу, я сообщаю, где нахожусь, лишь одному человеку, моему подчиненному. Мы работаем в тесном контакте, и я ему полностью доверяю. У этого человека всегда с собой пейджер, чтобы я мог связаться с ним в любое время дня и ночи.
— Кто он? — Карин подалась вперед, сидя на кровати.
— Не он, к сожалению, а она. Это Моник д'Агост, мой секретарь последние шесть лет, и даже больше чем секретарь — она мое доверенное лицо. Она одна знала о кафе — пока, видимо, не рассказала кому-то еще.
— И у вас никогда не возникало ни малейшего подозрения? — продолжила Карин.
— А ты разве подозревала Жанин Клунз? — спросил Дру.
— Нет, но она ведь все-таки жена посла.
— А Моник несомненно лучшая подруга моейжены. Фактически, жена-то мне ее и рекомендовала. Они вместе учились в университете, Моник прошла подготовку в Сервис этранже, где работала во время своего неудачного брака. Все эти годы они с моей женой как неразлучные школьные подружки... а теперь все встало на свои места.
Моро замолчал и подошел к столу, за которым сидел Лэтем. Он снял трубку и набрал номер.
— Все эти годы, — продолжал глава Второго бюро, ожидая ответа по телефону, — она была такой дружелюбной, такой заботливой... Нет, друзья мои, не вы были мишенью, а я. Приняли решение — и время мое истекло. Меня раскрыли.
— О чем вы говорите? — настойчиво спросил Лэтем.
— Сожалею, но сказать не могу.
Моро предостерегающе поднял руку, требуя молчания, и заговорил по-французски в телефонную трубку:
— Отправляйтесь немедленно на квартиру мадам д'Агост в Сен-Жермен и арестуйте ее. Возьмите с собой женщину-офицера, пусть тщательно ее обыщет на предмет капсулы с ядом... Не задавайте вопросов. Делайте, как я сказал!
Француз положил трубку и устало опустился на небольшой диванчик для двоих, стоявший у стены.
— Как же все это печально — с ума сойти, — тихо произнес он.
— Это разные вещи, Клод, — сказал Дру. — Нельзя одновременно сходить с ума и печалиться. По крайней мере, что-то одно должно перевесить, когда речь идет о вашей жизни.
— Однако дела так просто не отложишь, mon ami, — заметила де Фрис. — Учитывая все, что мы пережили, полагаю, какого-то объяснения мы заслуживаем, пусть даже самого туманного.
— Я все думаю, как долго она это планировала, много ли узнала, Насколько выдала...
— Кому,черт побери? — спросил Лэтем.
— Тем, кто все доносит Братству.
— Давайте, Клод, — выразил нетерпение Лэтем, — расскажите нам хоть что-нибудь.
— Хорошо. — Моро откинулся на спинку стула, массируя веки пальцами левой руки. — Три года я веду опасную игру, набивая карманы миллионами франков, которые станут моими, толькоесли я провалюсь, а их дело победит.
— Вы стали двойным агентом? — прервала его потрясенная Карин, вставая с кровати. — Как Фредди?
— Двойным агентом? -Лэтем тоже поднялся со стула.
— Да, как Фредди, — подтвердил глава Второго бюро, глядя на Карин. — Они были убеждены, что я удобный и крупный осведомитель, но эту операцию нельзя было зарегистрировать в документах Второго бюро.
— Исходя из предположения, пусть даже весьма призрачного, что Бюро «заражено», — уверенно завершила его мысль Карин.
— Да. Самым слабым местом оказалось то, что я никак не мог бы себя подстраховать. Во всем официальном Париже не нашлось ни одного человека, которому я мог довериться. Бюрократы приходят и уходят; наиболее влиятельные идут в частный бизнес, а политики — куда ветер дунет. Мне пришлось действовать в одиночку, без официального разрешения, исполнять, как говорится, весьма сомнительное соло.
— Бог ты мой! — воскликнул Дру. — Да зачем же вы себя поставили в такое положение?
— На это я ответить не могу. Причины кроются в далеком прошлом и уже преданы забвению... всеми, кроме меня.
— То, о чем все забыли, может ли быть настолько важным, mon ami?
— Для меня да.
— D'accord
[99]
.
— Merci.
— Дайте мне разобраться, — сказал Лэтем, бесцельно шагая вдоль окна. — Вы ведь сказали «миллионы», правильно?
— Да, это так.
— Вы что-нибудь из них потратили?
— Очень много. Я же вращался в кругах, где на зарплату directeur не разгуляешься. Я подбирался все ближе, платил тем, кого можно было купить, все больше и больше узнавал.
— Настоящая сольная операция. Кое-что для кого-то, кое-что для себя... Кто в этом разберется?
— К сожалению, это точно.
— Но вы же нам говорили... — прервала его Карин. — Должно же это что-то значить.
—Вы не француженка, дорогая. К тому же участвуете в секретных действиях, тайных операциях, разглашать суть которых не любит ни одна страна. Но в глазах обывателя они ведут к коррупции.
—Я не считаю вас продажным, — категорично заявила Карин.
— Я тоже не считаю, — согласился Моро, — но мы оба можем ошибаться. У меня жена, дети, и прежде чем они услышат клевету, будто я обесчестил себя как муж и отец — не говоря уже о несанкционированном стрелковом взводе или годах в тюрьме, — я убегу со своими миллионами и буду жить с комфортом в любой стране мира, где только пожелаю. Не забывайте, я опытный разведчик, у меня везде открыты счета. Нет, друзья мои, я все продумал. И выживу, даже если провалюсь. Я обязан это сделать ради своей семьи.
— А если не провалитесь? — спросила Карин.
— Тогда каждое оставшееся су будет передано Кэ-д'Орсей, а еще точный отчет о каждом франке, потраченном в моей сольной операции.
— Тогда вы не провалитесь, — сказал Лэтем. — Мыне провалимся. Пусть у меня нет миллионов, зато есть брат, которому разнесли выстрелом голову, а у Карин мужа замучили до смерти. Не знаю, какова ваша проблема, Моро, вы не хотите говорить, но могу предположить, что для вас она важна так же, как для нас наша.
