Один раз мама взяла его с собой в оперу. Они долго ехали на трамвае, и это было интересно. Вышли у громадного красивого дома, но пошли не туда, где широкие ступеньки и много высоких стеклянных дверей, и большие-большие афиши с обеих сторон (на одной Нилушка, влекомый за руку озабоченной, опаздывающей мамой, успел с гордостью прочесть «з. а. РСФСР О. В. Баренцева»), а свернули за угол и нырнули в узкую коричневую дверь с надписью «служебный вход». За дверью на стуле сидела старая тетенька в берете и ловко перебирала спицами. Тетенька пробежала по ним взглядом, кивнула равнодушно и продолжила вязание, никак не прореагировав на тихое «здравствуйте», которое выдавил из себя воспитанный мальчик Нилушка.
— Вовсе не обязательно здороваться со всеми подряд, — на быстром ходу поучала мама, проволакивая его по высокому, но узкому коридору. — Народу здесь…
Действительно, народу было порядочно, и самого разного. Вот навстречу им вылетела целая стайка девчонок в белых балетных платьицах, едва ли старше Нилушки, пискливо переговариваясь, пролетела мимо. Вот из-за поворота выскочили два дядьки в серых замызганных халатах, едва не зацепив Нилушку длиннющей стремянкой. Вот они сами про-. неслись мимо еще одного дяденьки, маленького, толстого и лысого — он стоял, выставив вперед руку, и сосредоточенно выводил высоким, козлиным голосом:
— Ля-а-а-а-а! А-а-а-а-а!.. Оля, в местком загля-ни-и-и!
— Ладно, Прокопий, потом… — пропела в ответ мама, не замедляя шаг.
Они без стука влетели в какую-то дверь и оказались в маленькой прокуренной комнатке. Тут же отразились в двух зеркалах, возвышающихся над туалетными столиками — точно такой же стоял у бабушки в комнате, только на нем лежали ноты и стояла большая ваза с сухими цветами, а на этих громоздились всякие флакончики, коробочки, пуховки. Одно из придвинутых к столикам кресел было пусто, в другом сидела толстая старинная дама в бордовом бархатном платье, расшитом по подолу фруктами, и в высокой прическе, кудрявой и совсем белой. Дама курила папиросу и в зеркало смотрела на них карими коровьими глазами.
— Гаечка!
Мама подтолкнула Нилушку в сторону, сама же стремительно приблизилась к старинной даме, наклонила к ней лицо. Та выставила толстое обнаженное плечо, и мама приложилась к плечу губами. Толстая дама в ответ чмокнула губами, словно целовала воздух.
— А то перепачкаю, — объяснила она густым басом и повела глазами в сторону Нилушки. — Твой?
— Мой, — подтвердила мама.
— Хорошенький. А почему не здоровается? Мама обернулась, посмотрела с укоризной.
— Да, Нилушка, что же ты, поздоровайся с тетей Гаей.
Он густо покраснел — что спрашивает, сама же учила не здороваться с кем попало?! — и чуть слышно пробубнил:
— Здравствуйте…
— Гаечка, милая, умоляю, побудь с ним минуточку. Я только к главному и обратно…
— Мне сейчас на сцену, — пробасила толстая Гаечка.
— Да я буквально на секундочку… А ты смотри, веди себя.
Мама клюнула Нилушку губами в щечку и выпорхнула за дверь.
Тетя Гаечка, чуть улыбаясь, смотрела на набычившегося Нилушку, думая, должно быть, какой такой вопрос следует задать этому маленькому дикарю.
— И как же?.. — начала она, но тут в дверь постучали, и скрипучий голос внятно произнес:
— Гаянэ Хачатуровна, ваш выход. Толстуха вздохнула, притушила папиросу и поднялась, одергивая налипшее платье.
— Ну вот, — сказала она, приосанилась и вышла, оставив Нилушку в полном одиночестве.
Он посидел немного, потом, набравшись смелости, подошел к маминому столику, понюхал из флакончика, открыл коробочку с яркой металлической крышкой, тут же измазал руку в каком-то жирном креме. Пока искал, чем вытереться, случайно дунул в пудреницу. Отскочил, от греха подальше, тут же задел спиной манекен с тяжелым и жестким позолоченным платьем, чуть не уронил. На цыпочках вернулся к столику и сел в кресло, теперь уже опасаясь трогать что-либо.
Мама все не шла. Здесь было мучительно душно и скучно. Нилушка терпел, сколько мог, потом не выдержал, встал и вышел в коридор. Там было пусто. Вдали играла музыка. Идя на звук, он свернул за угол, потом за другой, незаметно для себя прошел в широкую, настежь открытую дверь…
Он оказался в длинном, узком помещении, сплошь уставленном одинаковыми шкафчиками. Одни были открыты и пусты, другие закрыты. Под некоторыми шкафчиками стояла обувь — туфельки, шлепанцы, белые балетные тапочки. Совсем как в детсадовской раздевалке…
В отдалении что-то скрипнуло, неожиданно пробежал сквознячок. Нилушка вздрогнул и замер.
В противоположном конце помещения показалась тоненькая, гибкая фигурка, обернутая в голубую простыню. Грациозно перебирая босыми ножками, фигурка приблизилась и остановилась вполоборота к мальчику возле одного из шкафчиков.
Нилушка с замиранием сердца смотрел на точеный девичий профиль, на гривку мокрых волос, откинутых с чистого, высокого лба. Никогда еще он не видел создания столь прекрасного.
Смуглая тонкая рука приоткрыла створку, достала что-то. Пугливо, словно серна, озираясь большими влажными глазами, девушка невесомо подошла к другому шкафчику, склонилась, высыпала в стоящие под ним тапочки какой-то белый порошок, выпрямилась и спрятала в складках простыни спичечный коробок.
— Будешь знать! — торжествующе прошептали нежные губы, раскрылись пошире, между ними показался розовый язычок.
Она развернулась и гордо удалилась в том же направлении, откуда пришла, так и не заметив вмазавшегося в стенку Нилушки. А его пробрала сладкая дрожь, лицо горело… Он долго смотрел ей вслед, пока не сумел усилием воли отогнать наваждение.
— Балерина! — пробормотал он со всей возможной презрительностью. В их доме это было слово ругательное.
Но неземной образ не желал уходить в небытие, насмехаясь над его натужным презрением…
Выйдя из раздевалки, он еще немного поблуждал по коридорам, пока не нарвался на злую взъерошенную тетку, удивительно похожую на Нонну Сергеевну, самую несимпатичную воспитательницу в их садике.
— Это еще что такое?! — окрысилась тетка, едва завидев его. — Что еще за хождения? Тебе где надо быть?
— Не знаю, — честно и озадаченно признался Нилушка.
Тетка всплеснула руками.
— Он не знает! Не знает он! Через пять минут на сцену, все эльфы давным-давно готовы, переоделись, а он один все не знает… В левую кулису!
Бегом!
— К-куда? — переспросил совсем растерявшийся Нилушка.
Тетка в изнеможении махнула куда-то рукой и убежала. Нилушка же побрел в указанную сторону. Скоро коридор перешел в лестницу, ведущую наверх, а та закончилась чем-то вроде балкона. Слева от Нилушки сбегала вниз крутая и узкая винтовая лестница, впереди виднелся длинный деревянный мостик, перекинутый через темную бездну. Дальний край мостика терялся во мраке. Нилушка подумал и выбрал винтовую лестницу. Осторожно, держась за стену, спустился по ней, и тут же зацепил ногой какую-то толстую веревку. Совсем рядом с ним с грохотом обрушилось что-то большое и плоское, подняв при этом такую густую пыль, что стало вообще ничего не видно. Нилушка оглушительно чихнул.
