— Раздевайся и иди на кухню! — приказала она.
— Но я пришел к тебе…
Она выпрямилась, положила руки ему на плечи, заглянула в глаза.
— Потерпи… Прошу тебя, ничему сегодня не удивляйся и не возмущайся. Скоро сам все поймешь. — Она стремительно поцеловала его в губы и вновь занялась тортом. — Ну вот, только помялся немного, и розочка одна расплющилась… Все, ступай…
Он пил крепкий чай, яростно ковырялся ложкой в раздавленном торте и дико злился на Линду. Хороша невеста! Сколько времени не виделись толком, и вот как она его встречает. Нет, надо с ней очень серьезно поговорить, как только… Как только уберется этот неведомо откуда взявшийся Жора.
Заскрипела дверь, и на кухню выгреб тип, настолько неприятный, что Нил сжал зубы. В незнакомце было мерзко все — узкий и короткий, дегенеративный лобик, мелкие глазки, разделенные-микроскопической переносицей, треугольный нос с вывороченными ноздрями, мощно выпирающие челюсти; бордовый костюмчик с эстрадными блестками, некрасиво облегающий низкорослую, кряжистую, отнюдь не эстрадную фигуру; достающие до колен ручищи; густой алкогольный выхлоп, мгновенно заполнивший кухню. Особенно же взбесили Нила модные аккуратненькие бачки, придававшие гостю вид настоящей гориллы.
— Ты с-сосед? — с присвистом осведомился незнакомец, демонстрируя золотые фиксы в кривогу-бом рту.
— Ну, — неприязненно отозвался Нил. Гориллообразный бакенбардист опасливо огляделся и перешел на заговорщический шепот:
— Слышь, друган, выручай, а?
— А что надо-то?
Нил напружинился и убрал под стол руку, в которой держал ложку. Если его неприятный собеседник вдруг вздумает заниматься рукоприкладством, то пока на выручку не прибежит Ринго, придется держать оборону. А этот тип хоть и пьян, но в драке вряд ли оставит Нилу хоть какие-то шансы, если только не подловить его на неожиданности. Ложкой в брюхо или в горло, ногой по яйцам и бежать…
— Азартный я, понимаешь… А уж как поддам… ва-аще того… ну, этого…
— Цицерон, блин! Quod tandem, Catilina
[13]
.
— Жорик, ay, где вы! — послышался кокетливый Катин голосок, и тут же вступил Ринго:
— Жорж, в самом деле, карты стынут, водочка теплеет.
Жорик встрепенулся, полез в карман. Нил сжался в комок.
— Сховай, будь друг… До утра, а? — Он положил перед . Нилом пухлый замусоленный конверт. — А то ведь до грошика продуюсь… А? В долгу не останусь…
Нил посмотрел на конверт и тяжело вздохнул.
— Ох, дядя, не садился бы ты в карты, раз вовремя остановиться не можешь.
Жорик угрожающе поднял брови:
— Учить меня будешь?!
Нил отодвинул конверт, и Жорик мгновенно сменил интонацию:
— Слышь, ну не сердись, а? Прими на хранение, а? Хочешь, на колени встану, а?
Нил нерешительно положил на конверт два пальца.
— Ляленька, ты не взглянешь, куда там Жорж запропастился? — произнес в комнате Ринго.
Они еще и Ляленьку какую-то притащили… Скрипнула дверь, и голос Линды проговорил:
— Заодно чайник поставлю.
— Ладно, давай сюда, — решился Нил и прикрыл конверт номером «Литературной газеты».
Жорик мгновенно расслабился, обмяк и плавно завалился под стол.
Вошла Линда с чайником в руках.
— А, Сергей Петрович, добрый вечер! — сказала она, отчаянно семафоря Нилу лицом и свободной рукой. — Жора, что с вами, вам плохо?
— Од-дыхаю! — отозвался тот из-под стола.
— А не лучше ли на диванчике?
— От-ставить диванчик! Перекур закончить! Жора поднялся на карачки, со второй попытки встал и преувеличенно твердой походкой направился в комнату.
Линда набрала в чайник воды, поставила его на газ, присела Нилу на колени, обняла его и приложилась губами к его губам. От нее пахло сладким вином. На поцелуй Нил отреагировал вяло — просто не отвел губы, и все.
— Дуешься? — спросила она с таким простодушным видом, будто и впрямь не могла взять в толк, с чего бы это.
— Нет, счастлив! — прошипел он. — Без ума от того, что Ляленька, оставив Жорика, пришла лизаться с соседом Сергеем Петровичем!
— Дурачок, — ласково проворковала Линда, прикрыв ему рот пальчиками. — Имена у нас с тобой больно приметные, запоминающиеся, а чем меньше этот козел про нас запомнит, тем лучше…
— Так вот, значит, как? Бизнес?
— Дойка, малыш, дойка.
— Дойка пьяного козла?
— Что делать, зайчик. Если хочешь жить красиво… Хочешь?
— Хочу.
Она рассмеялась и поцеловала его. На этот раз он ответил.
— Ладно, пора. Дождешься меня?
— А как же! — Нил улыбнулся. — Иди с Богом, Козлодоева. Если что — я Серега!
Нил не стал говорить Линде про конверт, полученный от Жоры, подозревая, что она начнет убеждать его не возвращать конверта. Если не сумеет убедить, между ними произойдет серьезная размолвка, если же сумеет — он больше не сможет себя уважать. Как бы ни был противен ему этот Жора, доверие есть доверие.
Нилу очень хотелось заглянуть в конверт, но он был заклеен. Уже в комнате Линды Нил разобрал на обмахрившейся поверхности — должно быть, Жора долго таскал в кармане — карандашную надпись «Г.Манюннну». Или «Манюхину». Конверт был набит какими-то бумажками, но на ощупь было не разобрать, деньги там или что-то другое. На всякий случай Нил решил убрать его в местечко поукромней и, подумав, засунул глубоко под филипсовскую деку. Потом поставил на нее раритетную пластинку с критскими песнями в обработке Брайана Джонса, завалился на диван с томиком пьес Сартра и под заунывные песнопения и занудных «Мух» незаметно заснул.
Первое, что он увидел, проснувшись, была Линда. Она стояла во всегдашнем своем траурном облачении перед распахнутой створкой шкафа и придирчиво изучала в зеркале свое личико.
— Да хороша, хороша, — с усмешкой сказал Нил.
— Гутен морген, либер цушауэр
[14]
!
— От Шниперсон слышу!
Линда рассмеялась.
— Да это я к зачету по немецкому готовлюсь… Посмотри, не сильно я потрепанная?
— Сообразно возрасту и образу жизни. — Нил едва увернулся от полетевшей в его голову расчески. — Как вчерашний надой?
— Рекордный! Золотой человечек попался. — Она облизнулась. — Побольше бы таких Жориков.
— Еще спит или уже опохмеляется?
— Кто?
— Ну, Жорик, естественно. Золотой козел. Она махнула рукой.
