– Если бы вместо Хозяина умерла я, – внезапно спросила она, – скажи, что бы ты почувствовал по отношению к Биллу?
Смайли все еще обдумывал свой ответ, когда она снова заговорила:
– Я иногда думаю, что мешаю тебе откровенно высказать о нем свое мнение. Это правда? Что я каким-то образом не даю вам разбежаться в разные стороны. Может такое быть?
– Может. – Он помолчал и добавил:
– Да, мне кажется, я в определенном смысле завишу от Билла.
– Скажи, Билл по-прежнему важен для Цирка?
– Пожалуй, больше, чем когда-либо.
– И он по-прежнему ездит в Вашингтон, прокручивает разные делишки с ними, переворачивает их вверх тормашками?
– Я думаю, да. Так говорят.
– А он так же важен, как ты когда-то?
– Я полагаю, да.
– Я полагаю, – повторила она. – Я думаю. Говорят. Так он л у ч ш е или нет? Лучший исполнитель, чем ты, более расчетливый? Скажи мне. Пожалуйста, скажи мне. Ты должен сказать.
Она была непривычно взволнованна. Ее глаза, слезящиеся от ветра, горели отчаянием, уставившись на него, она вцепилась всеми пальцами в его руку и, как ребенок, пыталась вытянуть из него ответ.
– Ты всегда говорила мне, что мужчины не поддаются сравнению, – с трудом подбирая слова, ответил он. – Ты всегда говорила, что отказываешься мыслить подобными категориями.
– Скажи мне!
– Ну, ладно: он не лучше.
– Так же хорош?
– Нет.
– А селя бы меня здесь не было, что бы ты о нем думал? Если бы Билл не был мне кузеном, вообще никем мне не был? Скажи мне! Ты бы думал о нем больше или меньше?
– Я полагаю, меньше.
– Так и думай меньше. Я вычеркиваю его из нашей семьи, из нашей жизни, из всего остального. Здесь и сейчас. Я бросаю его в море. Вот туда.
Понимаешь?
Он понимал только одно: возвращайся в Цирк и закончи свое дело. Это был один из многих способов, которыми она пользовалась, чтобы сказать одно и то же.
Все еще встревоженный этим вторжением в свои воспоминания, Смайли встал и направился к окну. У него вошло в привычку высматривать что-то на улице, когда душа его была в смятении. Стайка из шести чаек устроилась на парапете.
Он, должно быть, услышал их крики и поэтому вспомнил ту прогулку в Ламорну.
«Когда я что-то не могу сказать, я начинаю кашлять», – как-то раз призналась ему Энн. «Почему же она не могла этого сказать? – угрюмо вопрошал он у дымовых труб на противоположной стороне улицы. – Конни могла это сказать, Мартиндейл мог, так почему не могла Энн?»
«Трое плюс Аллелайн», – пробормотал Смайли довольно громко. Чайки улетели все сразу, как если бы они заприметили место получше. «Передай им, что они заплатят за путь наверх фальшивыми деньгами». Ну а если все банки охотно принимают эти деньги? Если эксперты признают их подлинными и Билл Хейдон превозносит все это до небес? И папки из Секретариата кабинета полны восторгов по поводу смелых новичков из кембриджского отделения Цирка, которые наконец сумели прервать полосу неудач?
Первым он выбрал Эстерхейзи, потому что Тоби был обязан ему своей карьерой: Смайли завербовал его в Вене, голодного студента, живущего в развалинах музея, хранителем которого был когда-то его покойный дядя. Смайли поехал в Эктон и направился прямиком к нему в «прачечную», в его кабинет за столом орехового дерева, уставленным целым рядом телефонов цвета слоновой кости. На стене – гравюра с коленопреклоненными волхвами, предположительно работы итальянского мастера семнадцатого века. Через окно – вид на закрытый двор, запруженный машинами, фургонами и мотоциклами, с казармами для отдыха, где бригады «фонарщиков» коротали время между сменами. Сперва Смайли спросил Тоби о семье: у него был сын, который недавно поступил в Вестминстерскую школу, и дочь – первокурсница медучилища. Затем он поинтересовался насчет тех «фонарщиков», листы учета которых не заполнялись последние два месяца, и когда Тоби начал вилять, он спросил его прямо в лоб: выполняли ли они недавно какие-нибудь особые задания – дома или за границей, – о которых из соображений секретности Тоби не мог упоминать в своих отчетах?
– Для кого бы это я мог делать, Джордж? – спросил Тоби с застывшим взглядом. – Знаешь ли, на мой взгляд, это абсолютно противозаконно. – И это выражение – на взгляд Тоби – почему-то прозвучало в его устах нелепо.
– Ну, к примеру, я могу допустить, что ты делал это для Перси Аллелайна, – предложил Смайли, подкидывая ему подходящую отговорку:
– В конце концов, если бы Перси приказал тебе что-то сделать и не включать это в отчет, ты бы оказался в очень трудном положении.
– Тем не менее, Джордж, какого рода «что-то», хотел бы я знать?
– Разгрузить чей-то тайник за границей, организовать явочную квартиру, приставить за кем-нибудь хвост, нашпиговать аппаратурой посольство, В конце концов, Перси – руководитель Оперативного отдела. Ты мог подумать, что он действует по инструкции пятого этажа. Я вполне допускаю, что так могло быть.
Тоби пристально посмотрел на Смайли. Он держал сигарету, но не курил, если не считать момента, когда он ее зажигал. Она была ручной закрутки, и достал он ее из серебряного портсигара, но она так и не попала к нему в рот после того, как он прикурил. Она описывала круги вокруг его губ, приближаясь к ним и снова удаляясь, иногда казалось, что она вот-вот туда нырнет, но этого так и не произошло. А тем временем Тоби произносил речь: это было изложение его точки зрения, сложившейся у него относительно его места на нынешнем этапе жизни. Он любит свою работу, сказал Тоби. Он не хотел бы ее потерять. Он даже испытывает к ней какое-то нежное чувство. У него есть другие интересы в жизни, и они в какие-то моменты всецело занимают его, но работу он все же ставит на первое место. Его тревожило то, по его словам, как обстояли дела с продвижением по службе. Не то чтобы им двигали какие-то корыстные мотивы, нет.. Он, скорее, назвал бы эти мотивы социальными.
– Знаешь, Джордж, у меня такие большие годы выслуги, что я чувствую некоторое смущение, когда эти молодые ребята заставляют меня выполнять их приказы. Ты понимаешь, что я имею в виду? Взять хотя бы Эктон: одно название «Эктон» для них звучит оскорбительно.
– Ох, – мягко произнес Смайли. – А что это за молодые ребята?
Но Эстерхейзи окончательно потерял всякий интерес к разговору. Его речь закончилась, лицо снова приняло знакомое отсутствующее выражение, взгляд манекена застыл где-то в воздухе перед лицом Смайли.
– Ты имеешь в виду Роя Бланда? – спросил Смайли. – Или Перси? Перси, что ли, молодой? Кто, Тоби?
– Хорошего мало, – снова стал жаловаться Тоби. – Джордж, когда ты работаешь не покладая рук, а тебя забывают вовремя продвинуть, каждый, кто стоит выше тебя на служебной лестнице, кажется молодым.
– Возможно, Хозяин мог бы тебя продвинуть на несколько ступенек, – предположил Смайли, которому все меньше нравилась роль, которую он сейчас играл.
