— Золотой мухур, — возвестил Альфонсе, хозяин рабов. — Мой брат Камачо Перейра ставит золотой мухур, и дай Бог ему удачи. — Он хихикнул. — Ну же, кто помешает моему братцу Камачо покрыть эту девку?
Один из его помощников хлопнул Камачо по спине:
— Боже милостивый, и горяч же ты, за такую цену, чего доброго, перехватишь мою очередь.
Камачо радостно рассмеялся и подошел к краю помоста. Он взглянул на Робин, приподнял фетровую шляпу и прошептал:
— Долго же я ждал…
От ненависти у Робин по спине поползли мурашки, она отступила, насколько позволяла цепь.
— Ну же, — взывал Альфонсе, — кто даст больше золотого мухура за славную…
— Она моя, — сказал брату Камачо. — Кончай торг.
Альфонсе поднял руку с молотком, чтобы возвестить о заключении сделки, но его остановил еще один голос.
— Двуглавый орел, сэр. Даю двадцать американских долларов золотом. — Мужчина говорил, не повышая голоса, но его отчетливо слышал каждый из собравшихся. Такой голос, раздающийся на юте, доносился бы до клотика грот-мачты при восьмибалльном шторме.
Робин вздрогнула, не веря своим ушам, цепи качнулись и звякнули; и через много лет она узнала бы этот ленивый протяжный говор. Мужчина стоял у самой границы освещенного круга, но, когда все головы повернулись к нему, вышел вперед.
Улыбка застыла на лице Альфонсе, он не знал, что делать.
— Объявляй цену!
Рядом с человеком в гладкой белой рубашке и темных брюках все окружающие показались низкорослыми неряхами. Поколебавшись минуту, Альфонсе уступил.
— Цена — двадцать долларов, — хрипло произнес он. — Капитан Манго Сент-Джон с клипера «Гурон» дает двуглавого орла.
От облегчения у Робин подкосились ноги, но стоявший сзади человек сильно дернул за цепь и заставил ее выпрямиться. Камачо Перейра резко обернулся и яростно взглянул на американца. Манго Сент-Джон ответил ему снисходительной улыбкой. Никогда он не казался Робин таким красивым и грозным, отблески костра играли на темных волосах, глаза с желтыми искорками уверенно, не дрогнув, смотрели в искаженное яростью лицо Камачо.
— Тысяча рупий, Камачо, — мягко произнес он. — Можешь перекрыть?
Камачо заколебался, быстро повернулся к брату и тихо, но настойчиво спросил:
— Одолжишь?
Альфонсе рассмеялся:
— Я никогда не одалживаю денег.
— Даже брату? — не отставал Камачо.
— Тем более брату, — ответил Альфонсе — Отступись от девки, ты можешь купить дюжину получше нее по пятьдесят рупий за штуку.
— Мне нужна она. — Камачо снова обернулся к Манго Сент-Джону. — Мне нужна она. Это дело чести. Ты понимаешь?
Португалец снял с головы фетровую шляпу и отшвырнул прочь. Кто-то поймал ее. Он запустил обе руки в густые черные локоны, а потом вытянул руки в стороны и пошевелил пальцами, как фокусник, готовый продемонстрировать ловкость рук.
— Назначаю новую цену, — зловеще произнес Камачо. — Моя цена — золотой мухур и двадцать пять сантиметров толедской стали. — Нож, казалось, возник в его руке из воздуха, он нацелил его острие в живот Манго Сент-Джона. — Проваливай, янки, а то я заберу и женщину, и твоего золотого двуглавого орла.
Публика кровожадно взвыла и быстро расступилась, образовав круг. Люди расталкивали друг друга, чтобы лучше видеть.
— Ставлю сто рупий, что Мачито выпустит янки кишки.
— Идет! — В толпе нарастал гам, делались и принимались ставки.
Манго Сент-Джон не переставал улыбаться. Не сводя глаз с лица португальца, он вытянул правую руку.
Из публики вынырнул огромный, похожий на жабу человек с головой, круглой и лысой, как пушечное ядро. Проворно, как пресмыкающееся, он приблизился к Манго Сент-Джону и вложил в протянутую руку нож, потом развязал на поясе вышитый кушак и протянул капитану. Продолжая мягко улыбаться про себя, Манго обмотал кушак вокруг левого предплечья.
Капитан ни разу не взглянул на Робин, а она не могла отвести глаз от его лица.
В этот миг он казался ей похожим на Бога, все в нем: суровые классические черты лица, могучие плечи под белой рубашкой, тонкая талия, перетянутая широким кожаным ремнем, сильные стройные ноги в облегающих брюках и забрызганных грязью кожаных сапогах — было величественным, словно он сошел прямо с Олимпа. Она бы с радостью бросилась к его ногам и сотворила молитву.
Камачо, стоявший прямо перед Робин, стянул куртку и обмотал ею левую руку. Потом взмахнул правой рукой и рубанул наотмашь ножом, сталь просвистела и растворилась в воздухе серебристым облачком, как крылья стрекозы. При каждом ударе он слегка наклонял голову и сгибал колени, разминая и разогревая мускулы, как спортсмен перед состязанием.
Потом он, легко ступая по предательской грязи, шагнул вперед и покачал острием ножа, чтобы отвлечь и запугать противника.
Улыбка слетела с губ Манго Сент-Джона, его лицо стало суровым и внимательным, как у математика, размышляющего над сложной задачей. Нож он держал низко, прикрывая обмотанное кушаком предплечье, и, легко переступая с ноги на ногу, выпрямился во весь рост и развернулся лицом к португальцу, который попытался зайти сзади. Робин вспомнила ночь, когда видела его в танцзале Адмиралтейства: он был так же высок и изящен, так же хорошо владел своим телом, каждое движение его было уравновешено.
Зрители наконец притихли и вытянули шеи, ожидая первой крови. Камачо атаковал, и толпа взревела, как публика на корриде, когда на арену выбегает бык. Манго Сент-Джон едва заметно шевельнулся, качнув бедрами так, что нож проскользнул мимо, и снова оказался лицом к противнику.
Португалец нападал еще дважды, и оба раза Манго Сент-Джон без видимых усилий уклонялся от ударов, но каждый раз он чуть-чуть отступал и в конце концов оказался вплотную прижатым к первому ряду зрителей. Они начали расступаться, освобождая американцу место для драки, но Камачо ощутил, что перевес на его стороне: Манго был зажат толпой, как боксер, загнанный в угол ринга. Камачо замахнулся в очередной раз. В этот миг, словно все было подстроено заранее, из толпы высунулась обутая в сапог нога.
Толпа стояла слишком тесно, и никто не понял, чья это нога, но удар сзади по пятке едва не сбил Манго Сент-Джона с ног. Чтобы не растянуться в грязи, капитан сделал выпад, но не успел он восстановить равновесие, как Камачо взмахнул длинным блестящим клинком и нанес удар. Робин завизжала. Манго Сент-Джон увернулся от стального жала, но по переду рубашки, словно роскошное бургундское вино по дамастовой скатерти, расползлось алое пятно. Нож в его руке дрогнул и упал в грязь.
Толпа взревела, португалец азартно рванулся вперед, кинувшись за раненым — так хорошо натасканный пес ловит фазана с перебитым крылом.
Манго пришлось отступить, он упал на землю, зажимая рану и увертываясь от ударов. Камачо рубанул справа, Манго встретил удар обмотанной кушаком левой рукой. Лезвие рассекло вышитую ткань и проникло почти до тела.
