— Воняет невольничьим кораблем! — свирепо воскликнул Феррис, и в тот же миг впередсмотрящий на топе мачты громко крикнул:
— Дым! Дым на правом берегу реки.
— Далеко ли вверх по течению?
— Километра три, а то и больше, сэр.
Впервые после выхода из Занзибара Клинтон позволил себе поверить, что успел вовремя. Он изо всех сил торопился на Рио-Саби в ответ на душераздирающий призыв женщины, которую любил.
— Приготовьтесь к боевым действиям, мистер Денхэм, но не выкатывайте орудия. — Он старался говорить ровно и официально, но лейтенант усмехнулся.
— Ей-Богу, мы их застигли на месте преступления. Поздравляю, сэр.
Команда, выстроившись в очередь к оружейному складу за пистолетами и абордажными саблями, засмеялась и развеселилась.
«Черный смех» рассекал бурлящую белую воду на отмели. На мгновение он коснулся днищем песка, но сошел с мели и помчался по тихой темно-зеленой воде речного устья. Клинтон кивнул Денхэму:
— Теперь можете выкатить орудия.
Он откладывал это до последней минуты, потому что не хотел в ответственный момент прохождения через отмель нарушать правильное расположение корабельного балласта. Зловеще загрохотали лафеты, «Черный смех» обнажил клыки и под боевыми парусами, бешено молотя бронзовым винтом, под крики вооруженной команды нырнул в лабиринт проток Рио-Саби, как хорек в кроличью нору.
Держась глубокого зеленого протока между светлыми песчаными берегами, Клинтон прошел первый поворот. Отлив кончился два часа назад, приливная волна мощно подталкивала корабль, лотовой сообщал хорошую глубину. Клинтон спокойным тоном подавал команды рулевому, пытаясь скрыть нетерпение
— Нет, вы только посмотрите! — воскликнул Феррис и указал за борт.
Рядом плавал предмет, который все сначала приняли за черное бревно. Они проплыли мимо, бревно закачалось в их фарватере, и только тут Клинтон понял, что это человеческий труп. Живот трупа раздулся от газов и блестел, конечности скрючились, как ветви дерева, пораженного молнией. Скривившись от отвращения, Клинтон вернулся к управлению кораблем.
— Одерживай! — скомандовал он рулевому.
Они миновали широкую дугу протока между мангровыми рощами, и перед ними во всю ширь раскинулось речное устье.
Клинтон скомандовал:
— Прямо руля!
Его голос был ровным, в нем не слышалось никаких чувств — ни торжества, ни уныния. Дым поднимался с берега реки. В подзорную трубу капитан разглядел лишь развалины длинных низких построек, крыши которых сгорели и обвалились. Создавалось впечатление, что их подожгли преднамеренно.
В дыму кружили на распростертых крыльях бесчисленные стаи птиц: канюки и коршуны, грифы и питающиеся падалью аисты марабу. Казалось, вместе с дымом они возносятся к самому брюху нависших муссонных туч, и дневной свет меркнет от их крыльев. Давящую тишину нарушал лишь приглушенный птичий крик. Река была пуста.
Клинтон с офицерами молча взирали на широкий пустынный простор Рио-Саби. От одного поросшего мантрами берега до другого ничто не нарушало ее зеленый покой. В полном молчании «Черный смех» приблизился к черным разрушенным баракам. С суровыми неподвижными лицами они смотрели на горы трупов, стараясь не выказывать ужаса перед страшной заразой, притаившейся в пальмовых рощах, скрывая и охватившее их разочарование: якорная стоянка была покинута, «Гурон» ушел.
— Стоп машина! — нарушил тишину голос Клинтона. — Отдать левый якорь!
Денхэм и Феррис повернулись к капитану, и тщательно сохраняемая бесстрастность их лиц сменилась недоверчивым ужасом: Кодрингтон собирался высадить на берег разведывательный отряд. Они вернутся и принесут на борт заразу, корабль будет обречен.
Носовой якорь ударился о глинистое дно реки, и «Черный смех» резко крутанулся. Приливная волна развернула его во всю длину поперек узкого протока, а якорь удерживал корабль на месте. Теперь его нос был направлен вниз по реке, в сторону моря.
Клинтон тотчас же скомандовал:
— Малый вперед!
Корабль разрезал приливную волну, и был отдан приказ:
— Поднять якорь!
Весело лязгнула паровая лебедка. Офицеры вздохнули с облегчением, и Денхэм даже позволил себе улыбнуться. Капитан воспользовался якорем всего лишь для того, чтобы побыстрее развернуть корабль и избежать сложных и опасных маневров в узком протоке под напором приливной волны.
Якорь с вязким черным илом, налипшим на лапы, подняли на борт, и Клинтон отдал еще несколько команд.
— Средний вперед!
Пробиваться к открытому морю с большей скоростью он не осмеливался.
— Снять боевые посты!
Врага не было, сражаться было не с кем. Тяжелые длинноствольные 163-миллиметровые пушки вкатили, и «Черный смех» стал лучше слушаться руля.
— Мистер Феррис, нужно окурить корабль.
Дым от ведер горящей серы разъест им глаза, много дней в воде и пище будет ощущаться сернистый привкус, но страх Клинтона перед оспой перевешивал соображения удобства, и, кроме того, криво усмехнулся он, любая перемена вкуса солонины и черствого хлеба — обычного рациона на «Черном смехе» — будет только к лучшему.
Улыбка быстро слетела с губ капитана. От одного краткого взгляда на бараки ему стало не по себе, гнев жег холодным острым лезвием, как абордажная сабля за поясом.
— Мистер Денхэм, — тихо сказал он. — Будьте добры, проложите курс к мысу Доброй Надежды. Мы ляжем на него, как только отойдем от берега.
Он подошел к планширу. Его мысли были заняты управлением кораблем — нужно было вывести «Черный смех» из зловонной зеленой реки в открытое море, он размышлял также и над планом боевых действий против «Гурона».
Намного ли стройный клипер опередил его канонерскую лодку? Письмо Робин Баллантайн было датировано 16 ноября, а сегодня — 27-е. Одиннадцать дней. Слишком долго. Он мог лишь надеяться, что Робин сумеет, как и обещала, отсрочить отплытие.
Клинтон взглянул через плечо на голубой столб дыма у горизонта. Давно ли горят бараки? Дня три или четыре, не больше, решил он скорее с надеждой, чем с уверенностью. Но все равно фора слишком велика. Он видел, как быстро идет клипер по ветру — он летит, как ласточка, как ведьма на помеле. Даже с восемьюстами рабами в трюмах и полными бочками воды он играючи обойдет «Черный смех» при любом ветре чуть сильнее легкого бриза. Единственное преимущество «Черного смеха» заключалось в том, что «Гурону», чтобы держаться пассатов, придется отойти далеко от берега и пройти на ветре всю линию побережья континента, а канонерская лодка могла срезать сторону треугольника и держаться берега. Преимущество было небольшим, всего в сотню лиг, и в конечном счете все будет зависеть от ветра.
Кодрингтон поймал себя на том, что колотит кулаком по планширу и впился взглядом в горизонт с такой яростью, что свободные от вахты матросы у подветренного борта поглядывали на него с любопытством.
