Затем она перевернула пистолет, направив дуло вниз, в палубу, приладила поверх бойка затвора медный пистон, оттянула курок, пока он не защелкнулся, полностью взведенный, и положила пистолет на койку рядом с собой. Проделав то же самое с другим пистолетом, Робин положила их, заряженные и взведенные, на край стола рукоятками к себе, чтобы легко было сразу схватить их.
Потом встала посреди каюты, задрала юбки к талии и ослабила завязки панталон. Панталоны свалились на пол, повеяло прохладой, и обнаженные ягодицы покрылись гусиной кожей. Девушка опустила юбки, подхватила панталоны. С силой дернув, она надорвала их и швырнула в другой конец каюты, потом ухватилась обеими руками за застежки корсажа и разорвала их почти до талии. Крючки и петли повисли на обрывках хлопчатобумажных нитей.
Робин взглянула на себя в зеркало из полированного металла, висевшее на переборке у двери. Зеленые глаза блестели, щеки пылали.
Впервые в жизни она подумала, что красива. Нет, не красивая, поправилась она, а гордая, яростная и сильная, как и положено мстительнице. Она была рада, что перед смертью он увидит ее такой, подняла руку и поправила густую прядь волос, выбившуюся из-под ленты.
Мисс Баллантайн села обратно на койку и, взяв в руки заряженные пистолеты, прицелилась сперва из одного, потом из другого в латунную ручку двери, положила пистолеты на колени и приготовилась ждать.
Робин оставила часы у себя в каюте и не знала, много ли прошло времени. Закрытая дверь заглушала голоса и смех, доносившиеся из офицерской кают-компании, но каждый раз, когда наверху скрипела какая-нибудь доска или гремели корабельные снасти, у нее внутри все сжималось, она поднимала пистолеты и направляла их на дверь.
Внезапно послышались шаги, которые ни с чем нельзя было спутать. Его походка напоминала поступь леопарда, мечущегося в клетке, — быструю, легкую и тревожную. Он шел по палубе у нее над головой, но шаги раздавались так близко, словно он был рядом с ней в каюте. Робин подняла взгляд к палубе и, покачивая головой, проследила его движения от одного борта юта к другому.
Она знала, что он там делает, много раз доктор наблюдала за ним по вечерам. Сначала капитан тихо поговорит с рулевым, проверит курс корабля, начерченный мелом на грифельной доске, затем сверит показания дрейфующего за кормой лага. Потом зажжет тонкую гаванскую сигару и начнет расхаживать по палубе, сцепив руки за спиной. Быстрыми взглядами он оценивает состояние парусов, всматривается в облака, ища признаки перемены погоды, останавливается, чтобы вдохнуть аромат моря, ощутить бег корабля, а потом вновь начинает мерить шагами палубу.
Внезапно шаги смолкли, и Робин застыла как вкопанная. Время пришло. Сент-Джон остановился, чтобы выбросить за борт окурок и проследить, как тот мелькнет в темноте и исчезнет в море.
У нее еще было время убежать, и она почувствовала, что решимость иссякает. Робин приподнялась. Если уйти сейчас же, она успеет добраться до своей каюты, но ноги отказывались повиноваться. Шаги над головой зазвучали по-иному. Он спускался. Бежать уже поздно.
Задыхаясь, она рухнула на койку и подняла пистолеты. Они неуверенно покачивались, и Робин поняла, что у нее дрожат руки. Немыслимым усилием воли девушка уняла дрожь. Дверь распахнулась, и в каюту, пригнувшись, вошел Манго Сент-Джон. Увидев темную фигуру и два нацеленных на него пистолета, он остановился.
— Они заряжены, курки взведены, — охрипшим голосом предупредила Робин. — А я не стану колебаться.
— Я вижу. — Капитан медленно выпрямился, почти задевая палубу головой.
— Закройте дверь, — сказала она, и Сент-Джон, сложив руки на груди, ногой захлопнул дверь.
На его губах играла насмешливая полуулыбка. При виде него вся тщательно заготовленная речь вылетела у Робин из головы, она начала заикаться и разозлилась на себя.
— Вы работорговец, — выпалила она, и он все с той же улыбкой наклонил голову. — И я должна вас остановить.
— Как вы предполагаете это сделать? — вежливо осведомился Сент-Джон.
— Я вас убью.
— Это поможет делу, — согласился он и снова улыбнулся, сверкнув в темноте белыми зубами. — К несчастью, вас за это скорее всего повесят, если до тех пор команда не разорвет в клочки.
— Вы на меня напали, — сказала Робин. Взглядом она указала на валяющиеся на полу разорванные панталоны и рукояткой пистолета коснулась порванной рубашки.
— Ну и ну, изнасилование! — Капитан хохотнул вслух, и она почувствовала, что отчаянно краснеет.
— Не над чем смеяться, капитан Сент-Джон. Вы продали тысячи человеческих душ в самую жестокую неволю.
Он медленно шагнул к ней, и Робин приподнялась, в ее голосе зазвучала паника.
— Не двигайтесь! Предупреждаю.
Он сделал еще один шаг, и Робин протянула руки вперед, нацелившись в него из обоих пистолетов.
— Буду стрелять.
Улыбка все так же играла у него на губах, глаза, испещренные желтыми искрами, спокойно встречали ее взгляд. Манго Сент-Джон сделал еще один ленивый шаг к ней навстречу.
— У вас необычайно красивые зеленые глаза, я никогда таких не встречал, — произнес капитан, и пистолеты в ее руках задрожали. — А теперь, — мягко добавил он, — отдайте их мне.
Одной рукой Сент-Джон взялся за два золоченых ствола и повернул их вверх, дулами в палубу. Другой рукой осторожно начал разжимать ее пальцы, убирая их с рукоятки и спускового крючка.
— Нет, ты пришла не за этим, — сказал он, и пальцы Робин обмякли.
Капитан взял пистолеты из ее рук, спустил курки с боевого взвода и уложил обратно в подбитую бархатом шкатулку розового дерева. Он поднял девушку, поставил на ноги, и его улыбка уже не была насмешливой, а голос стал ласковым, почти нежным.
— Я рад, что ты пришла.
Робин попыталась отвернуться, но он взял ее пальцами за подбородок и приподнял его. Он склонился к ней, губы его приоткрылись, и теплое влажное касание пронзило ее как током.
Его губы на вкус оказались солоноватыми, дыхание пахло сигарным дымом. Робин попыталась сжать губы, но под ласковым нажимом они раскрылись, язык Манго проник ей в рот. Сент-Джон не убирал пальцев с ее лица, поглаживал щеки, откидывал волосы с висков, легко касался закрытых век, и она в ответ приподняла голову навстречу его рукам.
А когда он медленно расстегнул последние крючки на платье и спустил его с плеч Робин, она в ответ не шелохнулась, лишь почувствовала, что силы покидают ее, и, чтобы не упасть, дочери Фуллера Баллантайна пришлось привалиться к сильной мужской груди, ища опоры.
Сент-Джон выпустил ее губы, оставив их в пустоте и холоде, и девушка открыла глаза. Не веря себе, она увидела, как он склонился к ее груди, увидела темные густые локоны у него на затылке. Робин понимала, что должна это прекратить, остановить сейчас же, пока он не сотворил то, чего она ждала и во что не могла поверить.
