— Мы ищем загоны для невольников, — пояснил он.
Отряд плотным строем быстро шагал по улице. У развилки дороги они остановились.
Жара сводила с ума, тишина возвещала недоброе. В полном безветрии стих даже непрестанный шепот листьев в кокосовых рощах. Издалека, с берега, доносилось слабое потрескивание горящего дерева, над головой с хриплым карканьем кружили вездесущие африканские вороны, но ни в домах, ни в густых кокосовых рощах не было ни души.
— Мне это не нравится, — проворчал матрос, шедший за Клинтоном.
Тот хорошо его понимал. Моряк, сойдя с корабля, всегда чувствует себя не в своей тарелке, а здесь их всего сорок, они потеряли из виду берег и окружены тысячами невидимых, но от этого не менее опасных врагов. Клинтон сознавал, что ради эффекта неожиданности должен сохранять темп наступления, но постоял в нерешительности несколько мгновений и вдруг понял, что бесформенный, как мешок, предмет у обочины уходящей вправо дороги представляет собой человеческое тело, черное, обнаженное и мертвое. Это был один из рабов, затоптанный во вчерашней панике и оставленный лежать там, где упал.
Вероятно, дорога ведет к загонам, решил Кодрингтон.
— Тише! — предупредил он и, вскинув голову, прислушался к слабому шепоту неподвижного воздуха.
Так мог шелестеть ветер, но ветра не было, или огонь, но огонь был позади. Это отдаленный звук человеческих голосов, подумал он, множества, тысяч голосов.
— Сюда. За мной.
Они что есть мочи побежали по правой дороге и тут же попали прямо в приготовленную для них засаду. С обеих сторон сужающейся дороги грянул ружейный залп. Зацепившись за стволы пальм и орешников кешью, тяжелой перламутровой завесой повис пороховой дым.
В дыму мелькали неправдоподобные, закутанные в бурнусы фигуры нападавших. Они размахивали длинноствольными джезайлями или кривыми, как полумесяц, саблями и бешено кричали:
— Аллах акбар — Аллах велик!
Арабы вихрем обрушились на небольшой отряд моряков, зажатый в коридоре продольного огня на узкой тропе. Их не меньше сотни, мгновенно прикинул Клинтон, и наступают они решительно. Сверкали кривые сабли — вид обнаженной стали всегда холодит кровь в жилах.
— Сомкнуть ряды! — крикнул капитан. — Дадим залп, потом в дыму возьмем их в штыки.
Первая шеренга бегущих арабов наскочила прямо на вскинутые «энфилды». Клинтон не к месту заметил, что многие подоткнули полы бурнусов, обнажив ноги чуть не до бедер. Цвет их кожи варьировался от слоновой кости до табака, в первой шеренге виднелись седобородые морщинистые старики, они визжали и выли от ярости и жажды крови. Только что у них на глазах их жизненное достояние обратилось в кучки пепла на берегу. Из всего богатства им осталось только содержимое загонов, разбросанных среди кокосовых рощ и орешников кешью.
— Пли! — взревел Клинтон, и гулкий удар на мгновение оглушил его.
Ружейный дым застлал поле зрения и надолго завис в безветренном утреннем воздухе непроницаемым облаком.
— Вперед! — заорал Клинтон и повел отряд сквозь дым.
Он споткнулся о тело араба. Его тюрбан размотался и сполз на глаза, пропитанный кровью, как алое знамя султана, развевавшееся впереди в густом дыму.
Из дыма надвинулась чья-то едва различимая фигура. Капитан услышал свист кривой сабли, словно взмахнул крылом дикий гусь, и пригнулся. Лезвие просвистело в сантиметре над головой, ветер разметал пряди волос. Клинтон поднялся с колен и бросился на нападавшего.
С мертвящим влажным чавканьем острие клинка неохотно вошло в тело и скрипнуло о кость. Араб выронил ятаган и голыми руками ухватился за лезвие абордажной сабли. Клинтон откинулся назад и вытащил клинок из тела. Лезвие скользнуло по бесчувственным пальцам араба, с тихим хрустом лопнули сухожилия, он рухнул на колени, изумленно глядя на изуродованные руки.
Клинтон, помчался догонять свой отряд и обнаружил всех в роще. Люди разбрелись среди деревьев небольшими группами, смеясь и возбужденно крича.
— Они удирали, как лошади на скачках, сэр, — окликнул его боцман.
— «Гранд нэшнл», десять к одному на всех! — Он подхватил оброненное знамя султана и яростно замахал им, от волнения голова у него пошла кругом.
— У нас есть потери? — спросил Клинтон. Головокружительная эйфория битвы овладела и им.
Убийство араба не вызвало у него тошноту, а, наоборот, подняло настроение. В этом миг он был вполне способен вернуться и снять с убитого скальп. Вопрос, однако, отрезвил его.
— Джедроу ранен в живот, но может идти. Уилсону саблей задели руку.
— Отправьте их на берег. Они могут сопровождать друг друга. Остальные, вперед!
В полукилометре впереди они нашли загоны. Охрана разбежалась.
Загоны тянулись на километр вдоль берегов небольшого ручья, одновременно обеспечивавшего невольников питьевой водой и служившего сточной канавой.
Они были непохожи на загоны, которые Клинтон видел и разорял на западном побережье, — построенные европейскими работорговцами, те носили отпечаток распорядительного глаза белого человека. Здесь же стояли неказистые постройки из древесных стволов с неободранной корой, связанных веревками из пальмовых листьев. За внешним забором располагались открытые бараки с тростниковыми крышами, в которых скованные рабы находили убежище от солнца и дождя. Общим было одно: запах. Загоны опустошала эпидемия тропической дизентерии, и под навесами валялись разлагающиеся трупы. На пальмах и кешью терпеливо ждали своего часа вороны, канюки и другие стервятники, их черные бесформенные силуэты четко вырисовывались в яркой голубизне утреннего неба.
У самой воды Клинтон встретился с новым властителем государства Элат шейхом Мохамедом и проводил его по берегу. Наступающий прилив заливал кучки пепла, отмечавшие места последнего упокоения восьми прекрасных дхоу. Шейх неуверенно спотыкался, словно человек, находящийся в глубоком шоке, опирался на крепкое плечо домашнего раба и, не веря глазам, озирался по сторонам, разглядывая картины внезапно постигшего его бедствия. В каждой дымящейся кучке пепла ему принадлежала одна треть.
Дойдя до рощи, раскинувшейся неподалеку, он вынужден был остановиться и отдохнуть. Один из рабов поставил в тени резную деревянную табуретку, другой обмахивал его плетеным опахалом из пальмовых листьев, отгоняя мух и остужая разгоряченный лоб, от отчаяния покрытый тяжелыми каплями пота.
В довершение всего ему не хватало только нотации, которую на ломаном французском и упрощенном английском прочитал ему «Эль-Шайтан», британский морской капитан с дьявольскими глазами, а пересказал потрясенный, не верящий собственным ушам переводчик. Такие вещи можно произносить только хриплым шепотом, и шейх встречал каждое откровение тихим вскриком «Вай!» и закатыванием глаз к небу.
Он узнал, что деревенских кузнецов повытаскивали из кустов и заставили сбивать оковы с длинных шеренг растерянных невольников.
