Морозини долго сидел на кровати, погруженный в свои мысли, так и не переодевшись и не приняв ванну. Смерть лорда Килренена была для него жестоким ударом, но она к тому же поставила перед ним серьезную проблему. Браслет Мумтаз-Махал так и не был продан; теперь, после смерти сэра Эндрю, он становился частью наследства. Так полагалось по закону. Но была еще воля старого лорда, до сих пор звучавшая в ушах Альдо: «Продайте его кому угодно, только не моему соотечественнику!» Тогда Морозини не вполне это понял, но теперь, вспоминая красивое лицо Мэри Сент-Элбенс на аукционе – неузнаваемо преображенное алчностью, а потом искривленное бессильной яростью, – он догадался: давая ему этот запрет, лорд Килренен думал о ней. А ее муж, разумеется, входил в число наследников. Что же делать?
Лучшим выходом, разумеется, было бы поскорее найти ценителя, продать браслет и переслать деньги нотариусу. Альдо пришла в голову мысль о Фэррэлсе: это восхитительное украшение так пошло бы к хрупкому запястью Анельки! К сожалению, сэр Эрик, хоть и не англичанин по рождению, был английским подданным – значит такая возможность исключена. Затем Морозини подумал о другом супруге – вечно отсутствующем и несметно богатом Морице Кледермане. Для коллекционера его масштаба браслет был лакомым куском... но мысль о том, что его станет носить Дианора, корыстная и бесчувственная Дианора, была для Альдо невыносима. Эта женщина не заслуживала дара любви.
И наконец в голову князю пришла самая простая мысль: купить браслет самому – его ведь одолевало такое искушение еще тогда, когда сэр Эндрю передал ему драгоценность. В то время это было несбыточной мечтой, но стало вполне возможно теперь, когда «Голубая звезда» снова была у него в руках. Он передаст камень Симону Аронову, тот недвусмысленно пообещал самое щедрое вознаграждение... Сэру Эндрю понравилось бы, что его последнее безумство останется во дворце Морозини и украсит последнюю княгиню... которая, возможно, будет полькой?
Довольный этим решением, которое позволяло ему одновременно исполнить свой долг, не нарушить данного умершему другу слова, а также с должным почтением отнестись к легенде, Альдо спустился к обеду. Затем, когда План-Крепен отправилась в церковь Святого Августина, он, тщательно закрыв все двери, устроил с г-жой де Соммьер и Миной маленький военный совет. Маркиза охотно согласилась принять на хранение «фамильное сокровище», однако Мина никак не желала понять, почему князь решил задержаться в Париже.
– Разве вы не вернетесь? – спросила она. – По-моему, проще всего было бы вам самому отвезти сапфир в Венецию!
– Да, наверно, но я пока не еду, Мина. Я должен узнать, что произошло в замке, и не могу оставить моего друга Видаль-Пеликорна... Только я, вероятно, переберусь отсюда: ведь вы, тетя Амелия, – добавил он, повернувшись к маркизе, – не станете надолго откладывать ваше летнее путешествие?
– А куда мне спешить? Пока ты будешь здесь, я никуда не уеду. Твои приключения гораздо интереснее, чем играть в безик или в домино с моими ровесницами!
– Если я вас правильно поняла, мне придется возвращаться одной, – сказала голландка с ноткой обиды в голосе. – В таком случае нет ничего проще: я и отвезу сапфир домой. Вы скажете мне, куда его спрятать...
– Она права, Альдо, – вмешалась маркиза. – Чем дальше от тебя будет эта опасная безделушка, тем лучше. Особенно если наш торговец пушками вдруг узнает, что его «талисман» ускользнул...
– Все верно, но вы сами произнесли слово «опасная». Доверить эту взрывчатку молодой девушке, которая отправляется в долгое путешествие одна...
– Полноте, сударь! – На лице Мины мелькнула тень улыбки. – Посмотрите-ка на вещи здраво! Давно ли вы укоряли меня за мою манеру одеваться?
– Я вовсе не укорял вас, я только удивляюсь, что в вашем возрасте...
– Не стоит больше об этом, но посудите сами: кто заподозрит наличие драгоценности, достойной королей, в багаже какой-то... английской учительницы – так, кажется, вы изволили выразиться? – серенькой и неприметной? Я думаю, лучшего посыльного вам не найти...
Не дожидаясь ответа, Мина встала и попросила разрешения пойти лечь. Г-жа де Соммьер проводила ее взглядом.
– Замечательная девушка! – вздохнула она. – С тех пор как я с ней познакомилась в мой последний приезд в Венецию в прошлом году, я не перестаю думать, как тебе с ней повезло – ты сделал правильный выбор.
– Я не выбирал, это судьба. Вы ведь знаете, что я выудил Мину из Рио-деи-Мендиканти, куда сам же ее нечаянно столкнул…
– Да, я помню. Но она сейчас сказала одну вещь, поразившую меня: серенькая и неприметная. Признайся, ты хоть когда-нибудь смотрел на нее?
– Конечно, раз я даже делал ей замечания по поводу одежды...
– Ты меня не понял: я хочу сказать, посмотрел ли ты на нее хоть раз по-настоящему? Видел ли ты ее, например, без очков?
Морозини на миг задумался и покачал головой:
– Ей-богу, ни разу! Даже в воде они каким-то образом остались у нее на носу. А почему вы меня об этом спрашиваете?
– Чтобы узнать, насколько она тебе интересна. Я признаю, что одевается она не слишком изящно, да и эти «иллюминаторы» ее не красят, но я ее как следует разглядела сегодня…
– И что же?
– Видишь ли, мой мальчик, будь я мужчиной, мне бы захотелось узнать, что скрывается за этим квакерским одеянием и учительским пенсне. Возможно, под ними обнаружится нечто, что тебя удивит...
Внезапное появление Мари-Анжелины положило конец их беседе. Благочестивая девица, задыхаясь от возбуждения, поспешила выложить свежую новость: в ворота особняка Фэррэлса только что въехала запыленная санитарная машина!
Альдо сразу забыл и о своей секретарше, и о сапфире, и даже о тревогах Адальбера. Он думал только об одном: Анелька снова здесь, совсем рядом с ним, и благодаря милейшей Мари-Анжелине – которую его воображение тотчас одело в семицветный наряд Ириды, вестницы богов, – он завтра же узнает, как она себя чувствует!
Кое-что князь действительно узнал, но совсем не то, чего ожидал. По словам кухарки, новую хозяйку отнесли в ее комнату в сопровождении Ванды и медицинской сестры; кроме этих двух женщин и супруга, к ней никого не допускали. Остальным слугам запретили даже приближаться к комнате госпожи: молодая женщина заразилась опасной инфекционной болезнью, но какой – этого никому не сказали.
– Что за тайны, в конце концов? – вспылил Морозини. – Ведь не чума же у нее!
– Как знать? – уклончиво отвечала План-Крепен – она была просто в восторге от такого развития событий. – Госпожа Кеменер не знает. Все, что она смогла мне сказать, – вчера наверх отнесли поднос с обильным ужином, а потом вернули пустой. Из этого можно, по-моему, заключить, что леди Фэррэлс не так уж и больна.
– Вот как?..
Альдо подумал несколько минут и наконец решился:
– Вы согласитесь оказать мне одну услугу?
