– ...претерпели ущерб, – перебил Морозини с легким нетерпением. – Я знаю также, что в начале войны у нас уже не было прежнего состояния, в чем частично есть и моя вина. Поэтому, мой дорогой мэтр, давайте оставим все эти осторожные намеки, скажите прямо, что у меня осталось?
– Это не займет много времени. Небольшая сумма денег... от вашей матушки, вилла де Стра, но она заложена вся целиком, вплоть до громоотвода, и этот дворец, который пока чист от долговых обязательств.
– И это все?
– К моему великому сожалению... Но я настаивал на скорой встрече с вами именно потому, что, кажется, нашел выход...
Альдо не слушал его. Задумавшись, он снова взял в руку бутылку с токаем и, предложив нотариусу выпить еще, от чего тот взмахом руки отказался, направился к камину. Он старался сохранить невозмутимость перед таким ударом судьбы, но на самом деле чувствовал себя подавленным: содержание его дворца, одного из самых больших в Венеции, требовало значительных сумм, ибо, кроме того что надо было поддерживать само здание, постоянно подтачиваемое водой, надо было оплачивать и многочисленный персонал, необходимый для ухода за ним, а когда будет продана вилла в провинции – творение Палладио, – придется выплачивать налоги, и тогда для сохранения главного дома останется совсем немного. Вывод: надо найти – и поскорее! – доходное занятие.
Но какое? Помимо верховой езды, охоты, танцев, игры в гольф, теннис и поло, управления парусником, вождения автомобиля, умения элегантно целовать знатным дамам руку и заниматься любовью, Альдо, к его глубокому сожалению, не научился в жизни ничему. Хилый багаж для того, чтобы начинать карьеру и надеяться развернуться! Оставалось только одно семейное сокровище, о существовании которого было известно только матери и ему, но продавать его совсем не хотелось: Изабелла Морозини так им дорожила!..
Прислонившись к камину и глядя на огонь, Альдо в третий раз наполнил свой бокал и залпом осушил его.
– Надеюсь, вы не собираетесь топить горе в вине, – заметил нотариус с едва заметным упреком. – Минуту назад я сказал вам, что, может быть, нашел способ преодоления ваших бед, но вы меня не выслушали.
– Это правда. Простите меня!.. Так вы нашли выход? Какой же, Бог мой!
– Женитьба. Очень достойная, будьте уверены, иначе я не позволил бы себе предложить вам такое... .
Миндалевидные глаза князя округлились:
– Я не ослышался?
– Нет, нет, вы не ослышались! Женитесь, и я обещаю вам прекрасное состояние!
– И только? Но вы ведь подчеркнули, что речь идет о достойном предложении! В таком случае исключаются почтенные матроны с угасшими желаниями и вдовы, страдающие от одиночества... но допускаются непристроенные уродины.
– О чем вы говорите! В тридцать пять лет женятся на хорошеньких девушках!
– Неужели? – с иронией заметил Альдо. Тогда расскажите мне о невесте. Вам ведь до смерти хочется сделать это, и, чтобы вы не огорчились, я не стану вас прерывать.
– О, все очень просто: ей девятнадцать лет, свежа как роза, глаза – красивейшие на свете... и другие очевидные достоинства, если верить слухам.
– Это означает, что вы не видели девушку? И где же вы ее откопали?
– В Швейцарии.
– Вы смеетесь?
– Вопрос звучит довольно обидно для швейцарок! Надеюсь, вам известно, что в этой стране немало красавиц? Но дело вот в чем: у цюрихского банкира Морица Кледермана есть единственная дочь Лиза, которой он ни в чем не отказывает. Говорят, она очаровательна, а ее приданым не погнушается и сам король!
– Это не аргумент. В настоящее время немало царствующих особ еле сводят концы с концами.
– К тому же сидеть сегодня на троне – тоже не синекура! Что же касается Лизы, то она, кажется, влюбилась...
Морозини весело расхохотался:
– Как романтично! Влюбилась в меня... разумеется, увидев мою фотографию лучших времен в каком-нибудь довоенном журнале. А поскольку теперь я уже на себя не похож...
– Что у вас за привычка перебивать, не дослушав фразы? Речь идет вовсе не о вас, а о Венеции.
– О Венеции? – переспросил Морозини, столь очевидно раздосадованный, что нотариус позволил себе улыбнуться.
– Вот именно, о нашем прекрасном городе! О его очаровании, улочках, каналах, дворцах, о его истории! – расчувствовался вдруг нотариус. Согласитесь, что случай не такой уж и редкий, вспомните госпожу де Полиньяк, герцога Бурбонского, леди Грей, художника Дэниела Кёртиса и его кузена Сарджента... не говоря уж о прежних поклонниках Венеции: Байроне, Вагнере, Браунинге и так далее.
– Согласен, но тогда почему ваша наследница не поступит так же, как они? Ей надо всего-навсего купить или арендовать дворец, поселиться в нем и наслаждаться жизнью. Здесь немало прекрасных старых домов, которые пустуют, разрушаются и просто взывают о помощи, да и мне тогда не придется на ней жениться.
– Ей не нужен неизвестно какой дворец! Кроме того, она не желает быть одной из туристок, каких много. Ее мечта – обосноваться в Венеции и носить имя, свидетельствующее о принадлежности к старому, покрытому славой роду, одним словом, стать венецианкой, чтобы и ее дети были венецианцами!
– Неужели Вильгельм Телль больше не котируется? Впрочем, чему удивляться? И до этой треклятой войны было немало чокнутых, а после и подавно меньше не стало.
– Перестаньте смеяться, прошу вас! Несомненно одно: вы по всем пунктам соответствуете запросам девушки. Вы – князь, и в Золотой книге Светлейшей Республики ваше имя – одно из наиболее достойных, а ваш дворец – один из самых красивых в Венеции. К тому же у вас отменное здоровье – что немаловажно для девушки, выросшей в благоприятном климате Швейцарии! – и внешне вы довольно привлекательны...
– Вы очень добры! Но есть одна деталь, которую вы, кажется, упустили: княгиней Морозини не может стать швейцарка, которая наверняка исповедует протестантскую веру... если допустить, что я вообще буду рассматривать это предложение.
– Кледерман – австриец по происхождению и католик. Лиза тоже.
– У вас есть ответ на все, не так ли? Однако я не могу позволить себе жениться на незнакомке только для того, чтобы поправить дела. Если бы я согласился, то не осмелился бы больше смотреть на портрет дожа Франческо. Считайте меня сумасшедшим, если хотите, но я поклялся себе никогда не опускаться до...
– Разве жениться на очень привлекательной, умной и доброй девушке значит «опускаться»? В последнее время она ухаживала за ранеными в госпитале.
Морозини отошел от камина, где ему стало слишком жарко, и, подойдя к нотариусу, положил ему на плечо свою большую руку, украшенную сардониксом с выгравированным на нем родовым гербом.
– Мой дорогой друг, я вам бесконечно благодарен за заботу, которую вы проявляете, но хочу быть честен с вами до конца: я еще не дошел до крайности и не готов к подобному торгу. И если когда-нибудь женюсь, то хотел бы последовать примеру родителей и заключить настоящий брак по любви, даже если невеста окажется бедной, как дочь Иова. Видите ли, у меня, кажется, есть средство наладить свои дела.
