— Сколько?
— Тысяча фунтов, — прошептал он.
— Пять, — сказала Сантэн.
— Мадам, дорогая мадам, у меня безупречная репутация. Если меня обвинят в НПА…
— Пять, — повторила она.
— Две, — прохрипел индус, и Сантэн протянула руку за камнем.
— Три, — торопливо сказал он, и Сантэн отняла руку.
— Четыре, — твердо сказала она.
— Три с половиной, дорогая мадам, это последнее и самое искреннее предложение. Три с половиной тысячи фунтов.
— Договорились, — сказала она. — Где деньги?
— Я не держу при себе такие суммы, добрая мадам.
— Вернусь завтра в это же время, с алмазом. Приготовьте деньги.
* * *
— Не понимаю. — Гарри Кортни жалобно развел руками. — Мы все можем сопровождать вас.
— Нет, папа. Это я должна сделать одна.
— Ну, тогда кто-нибудь один, Анна или я. Мы просто не можем снова отпустить вас!
— Анна должна остаться и присматривать за Шасой.
— Ну, тогда я сам поеду с вами. Вас должен сопровождать мужчина…
— Нет, папа. Прошу вас о снисхождении и понимании. Я должна сделать это одна. Исключительно сама.
— Сантэн, вы знаете, как я вас полюбил. И конечно, у меня теперь есть право — право знать, куда вы отправляетесь и что собираетесь делать.
— Я в отчаянии: я вас тоже очень люблю. Но не могу ничего объяснить. Если я это сделаю, будет уничтожена сама цель моей поездки. Считайте это паломничеством, которое я дала обет совершить. Вот все, что я могу вам сказать.
Гарри встал из-за стола, подошел к высокому окну библиотеки и остановился, сложив руки за спиной и глядя на освещенный солнцем сад.
— Сколько вы будете отсутствовать?
— Сама не знаю, — тихо ответила она. — Несколько месяцев… может, дольше.
Он опустил голову и вздохнул.
А когда вернулся к столу, был печален, но смирился с ее решением.
— Чем я могу помочь?
— Ничем, папа. Заботьтесь о Шасе, пока меня не будет, и простите меня за то, что не могу вам все рассказать.
— Деньги?
— У меня есть деньги — мое наследство.
— Рекомендательные письма? По крайней мере это вы позволите мне для вас сделать?
— О, это была бы неоценимая помощь, спасибо.
С упрямицей Анной договориться оказалось не так легко. Она в общем подозревала, что задумала Сантэн, и страшно рассердилась.
— Я не могу отпустить тебя. Ты навлечешь катастрофу на себя и на всех нас. Хватит этого безумия. Избавься от него, как я предлагала, быстро и навсегда.
— Нет, Анна, я не могу убить собственного ребенка. Ты меня не заставишь…
— Я запрещаю тебе уезжать!
— Нет. — Сантэн подошла к ней и поцеловала. — Ты ведь знаешь, что это не в твоей власти. Просто обними меня и присмотри за Шасой, пока меня не будет.
— Но по крайней мере скажи Анне, куда ты отправляешься!
— Больше никаких вопросов, дорогая Анна, только пообещай, что не поедешь за мной и помешаешь папе Гарри сделать это: ты ведь понимаешь, что он узнает, если поедет.
— Злая, упрямая девчонка! — Анна заключила ее в медвежьи объятия. — Если ты не вернешься, то разобьешь старой Анне сердце.
— Не смей так говорить, глупая старая ворчунья!
* * *
Запах пустыни похож на запах, возникающий при ударе кремня о сталь; Сантэн различала сквозь тяжелый угольный дым паровоза этот сухой запах гари. Колеса ритмично постукивали, вагон покачивался в том же ритме.
Сантэн сидела в углу маленького купе на зеленом кожаном сиденье и смотрела в окно. К далекому горизонту уходила плоская желтая равнина, высоко в небе над горизонтом синели смутные очертания гор. На равнине паслись стада антилоп-прыгунов, и когда локомотив давал резкий гудок, животные мгновенно растворялись в желтовато-коричневом дыме и убегали к горизонту. Антилопы, оказавшиеся ближе остальных к вагону, высоко подпрыгивали, и Сантэн с болью вспомнила маленького О’ва, который подражал им, умело выгибая спину и пригнув голову.
Потом боль прошла, осталась только радость воспоминаний. Сантэн улыбалась, глядя в пустыню.
Огромные пространства, обожженные солнцем, словно притягивали ее душу, как магнит железо, и она почувствовала, как в ней нарастает ожидание, своеобразное волнение, которое испытывает путник, когда, возвращаясь, оказывается в последней миле от дома.
Позже вечерние тени раскрасили равнину оттенками нежно-лилового, придав окружающему четкие очертания. Из-за зыбкой стены жаркого зеркала миража показались волнистые холмы и пригорки. От этого строгого и величественного зрелища у Сантэн вновь захватило дух. Она внезапно поняла, что безмерно счастлива.
На закате она набросила на плечи пальто и вышла на открытый балкон в конце вагона. Солнце, пыльно-красное и оранжевое, село, и на пурпуре ночи показались звезды. Сантэн посмотрела вверх и увидела две звезды: Майкла и свою, и только призрачные Магеллановы Облака между ними.
«Я не смотрела на небо с тех пор, как покинула дикие земли, — подумала она, и неожиданно зеленые поля родной Франции и роскошные пологие холмы Зулуленда превратились в слабое блеклое воспоминание. — Вот где мое место. Теперь мой дом — пустыня».
На вокзале в Виндхуке ее встретил адвокат Гарри Кортни. Она телеграфировала ему перед тем, как поезд вышел из Кейптауна. Его звали Абрахам Абрахамс, это был франтоватый человечек, лопоухий, с острым проницательным взглядом, очень похожий на миниатюрную пустынную лису. Он отмахнулся от рекомендательного письма Гарри, которое протянула ему Сантэн.
— Моя дорогая миссис Кортни, на территории все вас знают. История ваших невероятных приключений пленила наше воображение. Искренне могу сказать, что вы живая легенда и что я считаю великой честью возможность помочь вам.
Он отвез ее в отель «Кайзерхоф» и, убедившись, что она устроилась, на несколько часов оставил, давая ей возможность принять ванну и отдохнуть.
— Угольная пыль проникает всюду, даже в поры, — сочувственно сказал он.
Когда он вернулся и они сидели в вестибюле и пили чай, он спросил:
— Ну-с, миссис Кортни, чем могу быть полезен?
— У меня есть список, длинный список. — Она протянула ему лист. — Как видите, прежде всего я хочу, чтобы вы нашли мне одного человека.
— Ну, это не трудно. — Он просматривал список. — Этот человек известен почти так же, как вы.
* * *
Дорога была неровной, ухабистой, выложенной битым камнем. Куски были острыми, как нож. Длинные ряды черных работников, голых по пояс и блестящих от пота, специальными отбойными молотками дробили скалы, превращая их в обломки и выравнивая дорогу. Они расступались, опираясь на молоты, и Сантэн медленно проезжала на пыльном «форде» Абрахамса, подскакивая на неровных камнях, а когда выкрикивала вопрос, рабочие улыбались и показывали вверх.
