— Десять дней, — ответил он. — Не сердись, но мне нужно обратно в Лондон к двадцать пятому числу. Близится одно крупное дело, по-настоящему крупное. Я тебе расскажу.
— Нет. — Она зажала уши обеими руками. — И слышать ничего не хочу. Только не сейчас.
Саманта вела «шевроле» с беспечностью, в которой сквозили богатый опыт и умение. Машина неслась вперед, а хозяйка принимала знаки восхищения водителей-мужчин, направо и налево раздавая улыбки и потряхивая косами.
Они свернули с девяносто пятого шоссе и припарковались возле супермаркета. Николас вопросительно вскинул бровь.
— За продуктами, — пояснила Саманта, после чего добавила, лукаво сверкнув глазами: — Ведь у меня наверняка разыграется невероятный аппетит.
Она выбрала несколько кусков стейка, набила бумажный пакет прочей вкусной едой, прихватила бутылку калифорнийского рислинга, но категорически отказалась, чтобы платил Ник.
— В этом городе ты мой гость.
Рассчитавшись на кассе, они сели в машину и по Рикенбакерской дамбе направились к островку Вирджиния-Ки.
— Здесь у нас опытная база университета Майами, а вон там — видишь, на конце пристани, за белой лодкой? — моя лаборатория.
Невысокие здания сгрудились в одном из уголков острова, между океанариумом и причалами, которые принадлежали университету.
— Мы не будем останавливаться? — удивился Николас.
— Ты что, издеваешься? — улыбнулась она. — Для эксперимента, который я собираюсь провести, мне не нужно лабораторное оборудование.
Не снижая скорости, «шевроле» пронесся по длинному мосту, что соединяет Вирджиния-Ки с Ки-Бискейн, а еще через три мили девушка свернула резко влево, на узкую грунтовку, которая петляла сквозь роскошный тропический лес из баньянов, пальметто и пальм и вела к домику у самой кромки воды.
— Я живу рядом с работой, — пояснила Саманта, с трудом поднимаясь на веранду из-за массы покупок в руках.
— Это твое собственное бунгало? — спросил Николас, озираясь по сторонам. За кронами пальм проглядывали верхние этажи элитных кондоминиумов.
— Спасибо отцу. Он купил его в год моего рождения, — гордо сообщила девушка. — Моя удача берет отсчет именно с этого момента.
«Несколько сотен ярдов, не больше, — сообразил Николас. — Однако нынешняя стоимость этого участка сногсшибательна! Весь мир лелеет мечту поселиться у воды, и эти кондоминиумы лишнее тому доказательство».
— Да ведь оно, наверное, стоит миллион…
— Ценника нет и не будет, — твердо заявила Саманта. — Я так и отвечаю всем этим потным карликам с их толстенными сигарами. Отец оставил мне дом не для того, чтобы я его продавала. — К этому моменту она открыла замок и распахнула дверь. — Ну что ты стоишь, Николас? — укоризненно сказала она. — У нас и так каких-то десять дней.
Он прошел вслед за ней на кухню, где Саманта сбросила свои пакеты на стол и вихрем обернулась.
— Добро пожаловать в мой дом, — прошептала она и, продев руки между его локтей, выдернула полы сорочки из-под брюк, после чего положила ладони ему на голую спину. — Ты даже сам не знаешь, как я рада… Пойдем, я тебе покажу, что тут у меня и где… начиная с гостиной.
Спартанскую обстановку гостиной оживляли лишь индейские плетеные коврики и керамика — хотя через пару секунд к ним добавились ее шорты вместе с сорочкой Николаса.
— А вот здесь — сюрприз-сюрприз! — моя спальня.
Она уже тащила его за руку; из-под рубашки выглядывали ягодицы, напомнив Нику бурундука, когда тот, набив щеки, увлеченно грызет орешки.
Крошечная спальня выходила на пляж. Морской бриз играл легкой занавеской, а шум прибоя казался дыханием спящего гиганта: глубокое размеренное шипение и вздохи заполняли собой весь окружающий мир.
— Мне кажется, я не смогла бы прожить хотя бы еще один день без тебя, — сказала Саманта, расплетая косы. — Ты подоспел, как кавалерия из поговорки, в самый последний момент…
Он протянул руку и взял в ладонь золото ее волос. Пропуская густые локоны сквозь пальцы, закручивая их в колечки, он ласково притянул к себе Саманту.
Внезапно жизнь Ника вновь стала простой и ничем не омраченной. Внезапно он вновь превратился в юное и беззаботное существо. Возня и грызня, всяческие увертки, ложь большая и маленькая — ничего из этого уже не существовало в крошечной вселенной, что помещалась в деревянном домике на краю океана. Широкая кровать с латунной спинкой стонала и покряхтывала под напором безудержного счастья, которое звалось Самантой Сильвер.
Лаборатория Саманты представляла собой квадратный домик на сваях, построенный прямо над водой. Здесь вечно царило мягкое гудение электронасосов, смешанное с плеском крошечных волн и бормотанием пузырей.
— Вот мое королевство, — сказала она. — А это мои подданные.
Помещение было заставлено доброй сотней резервуаров, напоминавших небольшие аквариумы для золотых рыбок, а над каждым из них висели сложные устройства из трубок, склянок и электропроводов.
Ник легкой походкой приблизился к ближайшему аквариуму и заглянул внутрь. Там находился один-единственный, но очень крупный моллюск, который в данный момент обедал, поскольку обе створки раковины были широко распахнуты — виднелась розовая плоть и кружевные жабры, колыхавшиеся в потоке прокачиваемой, профильтрованной морской воды. К каждой створке шли тонкие медные жилы, приклеенные каплями полиуретановой мастики.
Саманта встала рядом и прикоснулась к плечу Ника.
— Зачем все это хозяйство? — спросил он.
Вместо ответа девушка переключила тумблер. Установленный над аквариумом белый барабан тут же пришел в движение, и после нескольких пробных подергиваний перо самописца принялось вычерчивать регулярную картинку: нечто вроде волны с двумя неравновеликими гребнями.
— Мы за ним подслушиваем и подглядываем, — сообщила Саманта.
— А, ты работаешь на ЦРУ? — шутливо нахмурился Ник.
— Это кардиограмма. Я снимаю электрические сигналы его сердца — оно крошечное, едва ли с миллиметр в поперечнике, однако при каждом сокращении меняется сопротивление мышечной ткани, тем самым заставляя двигаться перо датчика. — Девушка пару секунд внимательно изучала кривую. — Здесь у нас очень крепенький и жизнерадостный индивидуум по имени Spisula solidissima.
— Его так зовут? — удивился Ник. — Надо же, а я думал, это просто двухстворчатый моллюск.
— Положим, двустворчатых моллюсков существует пятнадцать тысяч разновидностей, — внесла поправку Саманта.
— Ну вот, умудрился выбрать себе в подружки высоколобую умницу, — шутливо посетовал Николас. — И чем же интересно его сердце?
— Сердечко этого моллюска можно считать самым дешевым и надежным инструментом для измерения степени загрязнения из всех доныне изобретенных… а вернее, — поправила она себя без претензии на фальшивую скромность, — обнаруженных, поскольку честь этого открытия принадлежит лично мне.
