Глава 4
Первое упоминание о Джоне Гэбриэле прозвучало в тот вечер,
когда Карслейк сказал Терезе, что в результатах дополнительных выборов виноваты
сами консерваторы.
Кандидатом от консервативной партии был сэр Джеймс Бредуэлл
из Торингтон-парка, человек довольно состоятельный и закоренелый тори с
твердыми принципами. Ему было шестьдесят два года, отличался прямотой
характера, но, к сожалению, не обладал ни живым темпераментом, ни быстрой
реакцией, ни ораторским даром и становился совершенно беспомощным, когда его
прерывали вопросами, скептическими репликами или просто выкриками.
– На трибуне он был просто жалок, – рассказывал Карслейк. –
Крайне жалок! Бесконечные «э-э-э», и «а-а-а», и «гм»! Разумеется, мы сами
писали для него все выступления на ответственных собраниях, а в его поддержку
всегда выступал наш подготовленный оратор. Все это прошло бы на ура лет десять
назад: славный, честный малый, из здешних мест и к тому же джентльмен. Но
теперь... теперь им нужно нечто большее.
– Неужели мозги? – предположил я.
Карслейк, похоже, особого значения мозгам не придавал.
– Нужен ловкий, хитрый малый, который за словом в карман не
полезет, сумеет всех рассмешить и наобещать с три короба. Старомодный парень
вроде Бредуэлла слишком для этого совестлив. Он не станет обещать, что у
каждого избирателя будет свой дом, что война кончится завтра и что у каждой
домохозяйки появится в доме центральное отопление и стиральная машина.
– А кроме того, – немного помолчав, продолжал Карслейк, –
существует закон маятника. Мы были у власти слишком долго! Любая перемена
желанна! Наш оппонент Уилбрэхем – человек компетентный и честный. До войны был
школьным учителем, освобожден от армии по инвалидности. Уилбрэхем – краснобай.
Он расписывал, что будет сделано для тех, кто вернется из армии, ну и, конечно,
обычная болтовня про национализацию и здравоохранение. В общем, свое дело он
сделал. Прошел большинством голосов – более двух тысяч. Такое случилось в
Сент-Лу впервые. Мы все, доложу я вам, были просто потрясены Так что теперь нам
придется постараться Мы должны вытеснить Уилбрэхема.
– Он популярен?
– Так себе. Он прижимист, но добросовестен и умеет
держаться. Победить его будет нелегко. Нам придется засучить рукава и энергично
действовать по всему району.
– Вы не допускаете, что победят лейбористы?
– До выборов тысяча девятьсот сорок пятого года мы в Сент-Лу
вообще не допускали такой возможности. Но теперь лейбористы не пройдут. Все
графство прочно поддерживает Черчилля – заявил уверенно Карслейк. – Однако
прежнего преобладающего большинства у нас уже не будет. Конечно, многое зависит
от того, как пойдут дела у либералов. Между нами говоря, миссис Норрис, я не
удивлюсь, если число их сторонников будет значительным.
Я искоса взглянул на Терезу. Она всячески старалась
изобразить увлеченность политикой.
– Убежден, миссис Норрис, – горячо заверил ее Карслейк, –
что в нашем деле вы будете великолепной помощницей.
– Боюсь, я не очень искушенный политик, – пробормотала
Тереза, – Нам всем придется немало потрудиться, – произнес Карслейк бодрым
тоном и вопросительно посмотрел на меня.
Я немедленно предложил писать адреса на конвертах.
– Руками я пока еще могу работать.
Карслейк смутился и опять начал покачиваться на каблуках.
– Превосходно! – сказал он. – Превосходно! Где это вас? В
Северной Африке
[2]
?
– На Хэрроу-роуд, – ответил я.
Это его добило. Он окончательно смутился, так, что на него
жалко было смотреть.
– А ваш муж, – хватаясь за соломинку, обратился он к Терезе,
– он нам тоже будет помогать?
– Боюсь, что нет. – Тереза покачала головой. – Он коммунист.
Скажи она, что Роберт – черная мамба, даже тогда Карслейк не
мог бы расстроиться больше. Он прямо-таки содрогнулся.
– Видите ли, – пояснила Тереза, – он художник.
Карслейк немного повеселел. Художники, писатели, что с них
взять...
– Понимаю, – произнес он великодушно. – Да-да, понимаю.
– Ну вот! – с облегчением вздохнула Тереза, когда Карслейк
ушел. Теперь Роберт от всего этого избавлен.
Я сказал Терезе, что она совершенно беспринципна.
Ее это нисколько не смутило. Когда пришел Роберт, она
сообщила ему, какую политическую веру он исповедует.
– Но ведь я никогда не был членом коммунистической партии!
запротестовал Роберт. – Просто мне нравятся их идеи. И, по-моему, вся их
идеология правильная.
– Вот именно, – подхватила Тереза. – Как раз это я и сказала
Карслейку. Время от времени будем оставлять на подлокотнике твоего кресла
открытый томик Маркса. И тогда ты будешь в полной безопасности – никто не
станет к тебе приставать.
– Все это очень хорошо, – не очень уверенно произнес Роберт,
– но, предположим, что за меня примется другая сторона.
– Нет, – разубеждала его Тереза. – Насколько я понимаю,
лейбористы боятся коммунистов еще больше, чем тори.
– Интересно, – сказал я, – что представляет собой наш
кандидат.
Дело в том, что Карслейк избегал этой темы. Тереза как-то
спросила его, будет ли сэр Джеймс баллотироваться на этот раз.
– Нет, – покачал головой Карслейк, – не будет. Нам предстоит
серьезная борьба. Уж и не знаю, как все пойдет. – Он выглядел очень
озабоченным. Наш кандидат не здешний.
– Кто же он?
– Некто майор Гэбриэл. У него Крест Виктории.
– За эту войну? Или за прошлую?
– О, конечно, за эту! Он довольно молодой человек, дет
тридцати четырех. Превосходная военная характеристика. А орден получил за
«необыкновенное хладнокровие, героизм и верность долгу». Во время атаки у
Салерно под шквальным огнем противника командовал передовой пулеметной точкой.
Все из его расчета, кроме одного, были убиты. Он и сам был ранен, но продолжал
держаться, пока не израсходовал все патроны, и только тогда отступил на
основную позицию. Уничтожил ручными гранатами много солдат противника и вытащил
в безопасное место раненого бойца, единственного оставшегося в живых из своего
расчета. Звучит, не правда ли?! К сожалению, внешность у него неказистая:
невысокий, вида никакого.
