Надо будет завтра купить ей куклу или что другое. Это тоже
сыграет в мою пользу и подогреет положительные высказывания обо мне.
– Скажите, – с моей стороны это, конечно, чистейшее
любопытство, если бы в то время не было на пирсе никого... совсем никого... вы
бы бросились в воду за девочкой?
– Какой в этом был бы толк? Мы бы оба утонули, и никто
ничего не узнал, пока море не выбросило бы нас обоих на берег.
– Значит, вы бы отправились домой, и пусть девочка тонет?
– Нет! Конечно нет. За кого вы меня принимаете? Я же
гуманный человек. Я побежал бы как сумасшедший к сходням, схватил лодку и стал
бы грести изо всех сил к тому месту, где упала девочка. Если бы повезло, я бы
смог выудить ее из воды, и с ней все было бы в порядке. Я сделал бы для нее
все, что мог и дал ей шанс! Дети мне нравятся... А как вы думаете, – вдруг
спросил он, – не выдаст ли мне Министерство торговли дополнительные талоны на
одежду взамен той, что я испортил? Я ведь не смогу носить тот костюм, очень
сел. Да все эти чинуши – такие скупые!
На этой сугубо практической ноте наш разговор закончился, и
он ушел.
* * *
Я немало думал о Джоне Гэбриэле и никак не мог решить,
нравится мне этот человек или нет. Его вызывающая беспринципность вызывала во
мне отвращение, но искренность привлекала. Что же до точности его расчетов, то
я вскоре получил возможность убедиться, что он безошибочно предугадал, как
сложится общественное мнение.
Первой, кто высказался по поводу происшествия, оказалась
леди Трессилиан, – она принесла для меня несколько книг.
– Знаете, – тяжело выдохнула она, – я всегда чувствовала,
что в майоре Гэбриэле есть что-то по-настоящему хорошее. И то, что произошло,
подтверждает мое мнение, не правда ли?
– Каким же образом? – спросил я.
– Не думая о себе, он сразу бросился в воду, хотя и не умеет
плавать.
– А был ли в этом смысл? Ведь он не смог бы спасти ребенка
без посторонней помощи.
– Это верно. Однако он, ни минуты не задумываясь, бросился
на помощь. Чем я всегда «восхищаюсь, так это смелым порывом, без всяких
расчетов.
Я бы мог возразить, что расчетов было предостаточно...
– Меня восхищает истинная храбрость, – продолжала миссис
Трессилиан, и ее крупное дряблое лицо залилось по-девичьи румянцем. «Один –
ноль в пользу Джона Гэбриэла», – подумал я.
А миссис Карслейк – дама коварная и экспансивная, очень не
понравилась мне – прямо-таки ударилась в сентиментальность.
– Самый смелый поступок, о каком я когда-либо слышала! –
заявила она, – Мне, знаете, говорили, что отвага Гэбриэла на войне была просто
невероятной: он совершенно не знал страха. Все перед ним прямо-таки
преклонялись! Его военная репутация великолепна. В четверг сюда приедет его
командир. Уж я не постесняюсь, обязательно все у него выведаю. Если майор
Гэбриэл узнает, он очень рассердится. Ведь он такой скромный, не правда ли?
– Майор Гэбриэл, безусловно, производит такое впечатление, –
сказал я.
Миссис Карслейк не уловила двусмысленности в моих словах.
– Мне кажется, наши чудесные парни не должны скромничать, –
продолжала она. – Все их замечательные дела Должны быть известны. Мужчины так
немногословны! По-моему, это просто долг женщин – рассказывать об их подвигах,
чтобы все знали. Мистер Уилбрехэм, наш теперешний депутат, знаете ли, всю войну
просидел в своем кабинете!
Полагаю, Джону Гэбриэлу ее рассуждения пришлись бы по душе,
но мне, как я уже говорил, миссис Карслейк не нравилась. Она бурно изливала
свои чувства, но ее маленькие темные глазки смотрели недоброжелательно и
настороженно.
– Жаль, не правда ли, что мистер Норрис – коммунист? – вдруг
заявила она.
– В семье не без урода!
– У коммунистов такие ужасные идеи. Они нападают на
собственность!
– Не только на собственность, – сказал я. – В движении
Сопротивления во Франции – в основном коммунисты.
Обескураженная миссис Карслейк поспешила ретироваться.
У миссис Бигэм Чартерно, явившейся за какими-то брошюрами
для распространения, было свое мнение по поводу происшествия в гавани.
– Все же, должно быть, этот Гэбриэл хороших кровей, –
заявила она.
– Вы так думаете?
– Уверена.
– Его отец был водопроводчиком.
Миссис Бигэм Чартерис все-таки взяла этот барьер.
– Что-то подобное я подозревала. Однако там все-таки
наверняка была хорошая кровь. Может быть, давно, несколько поколений назад.
Она немного помолчала.
– Надо бы почаще приглашать его в замок. Я поговорю с
Эделейд. К сожалению, порой она так держится, что иные просто теряются. У нас
дома Гэбриэлу просто не удается показать себя в лучшем свете. Хотя лично у меня
с ним добрые отношения.
– Похоже, он здесь довольно популярен, – заметил я.
– Да, дела у него, пожалуй, идут неплохо. В общем, это
хороший выбор. Партия нуждается в обновлении...
Нужна свежая кровь... очень нужна. Знаете, – помолчав вдруг
сказала миссис Чартерис, – может быть, он будущий Дизраэли.
– Вы полагаете, он далеко пойдет?
– Думаю, он сможет достичь вершины. В нем есть жизненная
сила.
Мнение леди Сент-Лу о происшествии в гавани, сообщила
побывавшая в замке Тереза:
– «Гм!» – сказала леди. «Разумеется, он сделал это с
оглядкой на галерку!»
Понятно, почему Гэбриэл называл леди Сент-Лу не иначе, как
старой ведьмой.
Глава 8
Стояла прекрасная погода. Я проводил много времени на
солнечной террасе, куда вывозили мою каталку. Вдоль террасы тянулись кусты роз,
а в одном ее конце поднимался старый-престарый тис. Отсюда мне было видно море
и зубчатые стены замка Сент-Лу. Иногда я даже видел, как Изабелла шла через
поля из замка в Полнорт-хаус.
У нее вошло в привычку часто приходить к нам. Иногда она
приходила одна, иногда с собаками. Улыбнувшись и поздоровавшись, Изабелла
садилась на большую резную каменную скамью около моей каталки.
Это была странная дружба. Именно дружба. Не доброта и
сочувствие к инвалиду, не жалость или сострадание. С моей точки зрения, это
было нечто намного лучшее. Просто мое общество было приятно Изабелле, и она
приходила и подолгу сидела в саду подле меня, она делала это с естественностью
и непосредственностью животного.
