Изабелла вернулась с капитаном Карслейком и Гэбриэлом.
Чаепитие удалось, и все шло как по маслу.
Позднее, уже вечером, я сказал Терезе:
– Что меня всегда ставит в тупик, так это невозможность
постигнуть, что представляет собой какой-нибудь человек на самом деле. Взять, к
примеру. Изабеллу Чартерис. Я привык считать ее чуть ли не слабоумной, а эта
самая Мордонт утверждает, что Изабелла очень умна. Или возьмем другое. Мне
кажется, что особой чертой характера Изабеллы является прямота, однако миссис
Карслейк называет Изабеллу хитрой. Хитрой! Какое отвратительное слово! Джон
Гэбриэл считает ее самодовольной и чопорной. Ты – гм... собственно говоря, что
думаешь ты, я не знаю. Ты никогда не высказываешь своего мнения о людях. Однако
что же в действительности представляет собой человек, о котором существует
столько разных мнений?!
Роберт, редко принимавший участие в наших беседах,
неожиданно сказал:
– В этом как раз и заключается суть! Одного и того же
человека разные люди видят по-разному. И не только человека. Взять хотя бы
деревья или море. Два художника создадут у вас два совершенно различных
представления о бухте Сент-Лу.
– Ты хочешь сказать, что один художник изобразит ее
реалистически, а другой символически?
Роберт досадливо поморщился и покачал головой. Разговоры о
живописи он ненавидел и никогда не мог найти нужных слов, чтобы выразить свою
мысль.
– Нет, – возразил он, – просто они видят по-разному. Я не
знаю... Возможно, человек из всего выбирает те черты, которые ему кажутся
наиболее важными.
– И, по-твоему, мы так же поступаем по отношению к людям? Но
у человека не может быть два совершенно противоположных качества. Например,
Изабелла. Она ведь не может быть одновременно мозговитой и умственно
неразвитой!
– Думаю, ты ошибаешься, Хью, – сказала Тереза.
– Но, дорогая Тереза!..
Она улыбнулась.
– Ты, например, можешь обладать определенным качеством, но
его не использовать, потому что тебе известен более легкий путь, ведущий к тому
же результату. И, главное, без хлопот и беспокойства. Дело в том, Хью, что мы
так далеко ушли от простоты, что теперь, встретившись с ней, даже не узнаем.
Воспринимать чувства всегда значительно легче и спокойнее, чем размышлять о
них. Однако из-за сложности цивилизованной жизни одного чувства не всегда
достаточно.
Чтобы пояснить свою мысль, приведу такой пример.
Если тебя спросят, какое сейчас время дня – утро, день или
вечер, тебе незачем задумываться, не к чему прибегать к помощи какого-нибудь
точного прибора – солнечных или водяных часов, хронометра, ручных или
настольных часов. Но если тебе нужно явиться на прием или успеть на поезд то
есть оказаться в определенном месте в определенное время, то придется подумать,
обратиться к сложным механизмам, обеспечивающим точность. Мне кажется, что
такой подход применим и к другим жизненным ситуациям К примеру, ты счастлив или
зол; тебе кто-то или что-то нравится или не нравится, или ты печален .
Люди, подобные нам с тобой (но не Роберту!), размышляют о
том, что они чувствуют, анализируют свои чувства и выводят причину: «Я
счастлив, потому что...», «Мне нравится, так как...», «Я печален из-за...». Но
очень часто найденные причины оказываются ошибочными, и люди как бы
преднамеренно себя обманывают. Изабелла, по-моему, в таких случаях не
рассуждает и никогда не спрашивает себя «почему»» Ее, судя по всему, это просто
не интересует. Но если ты попросишь ее сказать, почему она чувствует так, а не
иначе, я думаю, она ответит правильно и с достаточной точностью. И все же она
похожа на человека, у которого на камине стоят точные дорогие часы, но он их
никогда не заводит, потому что при его образе жизни просто незачем знать точное
время.
В школе Сент-Ниниан Изабелле пришлось использовать свой
интеллект – а он у нее есть, хотя я бы сказала, что она не склонна к
абстрактным рассуждениям. И она преуспела в математике, языке, астрономии. Все
это не требует воображения. Мы, я имею в виду всех нас, используем воображение
и рассуждение как вид бегства, как способ уйти от самих себя. Изабелле это не нужно,
потому что она находится в гармонии с собой. Ей ничего не требуется усложнять.
Возможно, в средние века, даже в елизаветинский период
[8]
все люди были такими. Я читала в какой-то книге, что в те времена выражение
«великий человек» относили к тем, у кого были власть и богатство. Ни
морального, ни духовного содержания в это выражение не вкладывалось.
– Ты считаешь, – сказал я, – что люди воспринимали жизнь
непосредственно и конкретно, не слишком много предавались размышлениям?
– Да, Гамлет со своими раздумьями, с его «быть или не быть?»
совершенно не вписывается в свою эпоху. При чем настолько, что во время
появления пьесы и много лет спустя критики осуждали «Гамлета» за чрезвычайную
слабость фабулы. «Нет никакой причины, – утверждал один из них, – почему бы
Гамлету не убить короля уже в первом акте. Единственная причина заключается в
том, что, поступи он так, не было бы самой пьесы!» Для подобных критиков
непонятно, что может быть пьеса о личности героя.
Но в наши дни практически все мы – Гамлеты и Макбеты. Все мы
постоянно спрашиваем себя: «Быть или не быть?» Избрать жизнь или смерть? – В
голосе Терезы уже слышалась усталость, – Мы анализируем тех, кто добился
успеха, подобно Гамлету, который анализирует Фортинбраса
[9]
(и завидует ему!).
В наши дни именно Фортинбрас был бы менее понятной фигурой: стремительный,
уверенный, не задающий себе вопросов. Сколько людей такого типа найдется в наше
время? Думаю, немного.
– Ты полагаешь. Изабелла – женский вариант Фортинбраса? – Я
не удержался от улыбки.
Тереза тоже улыбнулась.
– Только не такой воинственный. Но прямолинейный и
целеустремленный. Она никогда не спросила бы себя:
«Почему я такая? Что я в самом деле чувствую?» Изабелла
знает, что чувствует, и она такова, какая есть. И она всегда, – с неожиданной
мягкостью добавила Тереза, – будет делать то, что ей следует делать.
– Ты считаешь, она фаталистка?
– Нет. Но для нее не существует альтернативы. Ей не дано
увидеть двух возможных вариантов действия – только один. И она никогда не
пойдет вспять, всегда будет двигаться вперед. Для Изабеллы нет обратного
пути...
