Я видел, что даже такое утверждение для Изабеллы не было
вполне приемлемым.
– ..но продолжать беспокоиться потом... О! Это все равно,
что во время прогулки в поле наступить на коровью лепешку. Я хочу сказать –
какой смысл только об этом и говорить всю дорогу! Сожалеть, что это случилось;
сокрушаться, что вы не пошли другой дорогой; что все произошло потому, что вы
не смотрели под ноги и что с вами постоянно происходят подобные глупости. Но
ведь коровья лепешка уже все равно на вашем ботинке – тут ничего не поделаешь!
Незачем к тому же еще и думать о ней! Есть и все остальное: поля, небо, кусты,
человек, с которым вы идете. Вам придется подумать о коровьей лепешке, когда вы
вернетесь домой и займетесь своими ботинками.
«Постоянные самообвинения, – подумал я, – к тому же
преувеличенные, интересный предмет для размышлений.
К примеру, Милли Барт все время позволяет себе чрезмерное
самобичевание. Хотелось бы знать, почему одни люди подвержены этому в большей
степени, чем другие. Тереза как-то дала мне понять, что те, кто, подобно мне,
стараются подбодрить человека и утешить, на самом деле оказывают не такую уж
большую услугу, как им кажется. Это, однако, объясняет, почему некоторым
представителям рода человеческого доставляет удовольствие преувеличивать свою
ответственность за происходящее».
– Я подумала, что вы смогли бы поговорить с Милли, – с
надеждой повторила Изабелла.
– Предположим, ей нравится... гм... обвинять себя, – сказал
я. Почему бы ей этого не делать?
– Потому что, по-моему, это скверно для него. Для майора
Гэбриэла. Должно быть, страшно утомительно постоянно уверять кого-то, что все в
порядке.
«Безусловно!» – подумал я и вспомнил, как невероятно
утомительна была Дженнифер. Но у нее были прелестные иссиня-черные волосы,
большие серые грустные глаза и забавный, совершенно восхитительный носик...
Как знать, может, Джону Гэбриэлу нравятся каштановые волосы
Милли, добрые карие глаза, и он вовсе не прочь то и дело уверять ее, что все в
порядке.
– У миссис Барт есть какие-нибудь планы? – спросил я.
– О да! Бабушка нашла ей место компаньонки в Сассексе, у
людей, которых она хорошо знает. Работы немного и приличная плата. К тому же
хорошее железнодорожное сообщение с Лондоном, так что Милли сможет встречаться
со своими друзьями.
«Очевидно, Изабелла имеет в виду Джона Гэбриэла, – решил я.
– Милли влюблена в него. Возможно, он тоже немного влюблен. Пожалуй, это
вероятно».
– Я думаю, она могла бы развестись с мистером Бартом. Только
развод стоит дорого. – Изабелла встала. – Мне пора. Вы поговорите с Милли?
Уже у самой двери Изабелла задержалась.
– Через неделю мы с Рупертом поженимся, – тихо сказала она.
– Вы бы смогли быть в церкви? Если день будет хороший, скауты отвезут каталку.
– Вы хотите, чтобы я был в церкви?
– Да, очень.
– Значит, буду.
– Спасибо. Мы с Рупертом сможем пробыть неделю вместе,
прежде чем он вернется в Бирму. Я не думаю, что война еще долго продлится. Как
вы полагаете?
– Вы счастливы, Изабелла? – тихо спросил я.
Она кивнула.
– Даже страшно – когда то, о чем так долго мечтал,
сбывается. Я все время думала о Руперте, но понемногу все как-то стало
бледнеть...
Изабелла посмотрела на меня.
– До сих пор не верится... Это происходит на самом деле, но
кажется ненастоящим. Как во сне. Я все еще чувствую, что могу проснуться!
Получить все... Руперта...
Сент-Лу... Исполнение всех желаний... О-о! Я не имела права
так долго задерживаться! – Она вскочила. – Мне дали двадцать минут, чтобы я
могла выпить чашку чаю.
Получилось, что все свое время Изабелла потратила на меня и
осталась без чая.
После полудня пришла Милли Барт. Освободившись от макинтоша,
капюшона и галош, она пригладила волосы, тщательно припудрила нос и села около
меня. По-моему, она выглядела очень хорошенькой, и не симпатизировать ей было
просто невозможно! (Да и зачем бы?) – Надеюсь, вы не чувствуете себя покинутым?
Вы уже съели свой ленч, и все в порядке?
– Да, конечно! – заверил я Милли. – Чуть позже мы с вами
будем пить чай.
1 т-Это очень хорошо, – сказала Милли и тут же озабоченно
спросила:
– Ох! Капитан Норрис, как вы думаете, он пройдет?
– Об этом говорить слишком рано.
– Мне хотелось бы знать, что вы думаете.
– По-моему, у него есть шанс. – Я старался как-то ее
успокоить.
– Если бы не я, он прошел бы наверняка! Как я могла быть
такой глупой и скверной! О капитан Норрис, я постоянно думаю об этом. И ужасно
себя упрекаю.
«Ну вот, началось!» – подумал я.
– На вашем месте, Милли, я перестал бы об этом беспокоиться.
– Но как я могу?! – Большие карие глаза Милли широко
раскрылись.
– С помощью силы воли и самоконтроля, – наставительно сказал
я.
Лицо Милли приняло скептическое и слегка неодобрительное
выражение...
– Я не могу, не должна относиться к этому легко. Ведь это
моя вина.
– Дорогая моя, этим вы не поможете Гэбриэлу попасть в
парламент.
– Не-ет... конечно, не помогут. Но, если пострадает его
карьера, я себе никогда не прощу.
Это было так знакомо! Я прошел через все это с Дженнифер.
Разница только в том, что сейчас я говорил хладнокровно, не испытывая
романтического влечения. Большая разница! Милли Барт мне нравилась, но ее
причитания в высшей степени раздражали.
– Ради Бога! – воскликнул я. – Незачем все так
преувеличивать и накручивать! Хотя бы ради самого Гэбриэла.
– Но ведь он-то меня и беспокоит!
– Вам не кажется, что у него хватает забот и без ваших слез
и сожалений?
– Но если он проиграет...
– Если он проиграет (чего пока еще не произошло) и если вы
содействовали такому результату (чего невозможно знать наверняка – может быть,
это вообще не соответствует действительности), бедняге, надо думать, хватит
того разочарования, и вряд ли стоит дополнять его переживания женскими
терзаниями. От этого будет еще хуже.
Милли хоть и пришла в замешательство, но продолжала упрямо
повторять свое:
