Оторопевший Жозеф незаметно для посетителя покрутил пальцем у виска, но Виктор с видом примерного ученика выступил вперед:
— Сдается мне, что это отрывок из произведения Эдгара Аллана По под названием «Беседа Моноса и Уны», опубликованного в тысяча восемьсот четырнадцатом году. Я читал его в детстве.
— Месье, мои поздравления! А теперь назовите цену.
— Увы, это действительно редчайшая жемчужина. Оставьте ваш адрес, и когда мне удастся ее разыскать, я вас извещу. Пока же могу предложить вам книгу Жана Рамо, если вы…
— Жана Рамо? Название?
— Это опубликованная отдельно десять лет назад часть «Фантасмагорий» — «Отравления в двадцать первом веке».
— Она у вас есть?
— Жозеф, полка «Науки», на букву «Р».
Алистер Пейлток выхватил томик из рук Жозефа и громко прочитал:
— «К тысяча девятьсот тридцать четвертому году французы, коих медленно травят поставщики продуктов и тошнотворные испарения, накрывшие Париж, а затем и всю Францию…» Беру ее, месье, беру, давно искал. У вас есть еще что-нибудь на эту тему?
— Возможно, вам придется по сердцу Альбер Робида, хотя о будущем он рассуждает все больше в юмористическом ключе. Могу посоветовать вам «Двадцатый век» — сочинение, в котором он излагает свое представление о повседневной жизни с тысяча девятьсот пятьдесят второго по пятьдесят девятый год.
— Добавьте это к списку моих покупок. Не затруднит ли вас доставить книги в дом двенадцать по бульвару Мальзерб? Кто-нибудь из домашних рассчитается с вами на месте. И как только раздобудете издание По, вы мне сообщите? — уточнил Алистер Пейлток, уже двинувшись к выходу.
— Непременно.
Едва дверь за посетителем закрылась, Виктор рявкнул:
— Чтоб мне провалиться ко всем свиньям, если я не раздобуду этого По!
— К свиньям провалиться? — изумился Жозеф. — Куда это?
— Ну да, да, — вздохнул Виктор, — эта история с пряничными свинками никак не идет у меня из головы. А что, если Эдокси права? Что, если в свинках было какое-то токсичное вещество, что-то вроде сильного снотворного, которое затормаживает рефлексы?
— Вот дела! Это я напал на след, я поднял зайца, я несколько дней пытаюсь вас убедить, что все три смерти не случайны, а вы мне тут преподносите это как собственный вывод?!
— Знаю, знаю, Жозеф, первооткрыватель — вы, но мне надо убедиться в истинности наших умозаключений. Не злитесь, мы же напарники, и главное для нас — результат, верно?
Зазвенел колокольчик на двери, и в лавку вошла Матильда де Флавиньоль.
— Ах, месье Легри, какое удовольствие вас видеть! Отныне и впредь Сара Бернар не дождется моих аплодисментов! Представляете, она заявила, что велосипедисты провоцируют опасные ситуации и даже несчастные случаи!
Виктор проворно метнулся к запасному выходу, бросив на ходу:
— Здравствуйте, мадам. Жозеф, я отлучусь на четверть часа — куплю свежую «утку» и наведаюсь к букинистам из галерей «Одеона». Я почти уверен, что видел у них «Беседу Моноса и Уны» на английском. Наша касса скоро станет полным-полна. Good bye!
— Неплохо придумано, — сердито пробормотал себе под нос Жозеф, — тебе «утку», а мне тетеньку. Как я от нее теперь избавлюсь?
— Месье Пиньо, — не замедлила завязать разговор Матильда де Флавиньоль, — почему ежедневные газеты называют «утками»?
Жозеф в отчаянии облокотился на конторку.
— Все началось с памфлета времен Революции, мадам. Он назывался «Про утку, коя съела пятерых своих соплеменниц и была съедена полковником».
— Чушь какая-то!
— Это точно. Но отсюда у нас пошел обычай называть «утками» сначала неправдоподобные истории, затем газеты, их публикующие, а потом и всю прессу.
Жозеф клокотал от ярости. Полчаса назад ему в голову пришла блестящая идея по поводу романа «Демоническая утка» — он собирался использовать в нем недавно вычитанную в газетах всякую всячину. Продолжая рассеянно отвечать на вопросы мадам де Флавиньоль, молодой человек полистал тетрадь, куда наклеивал вырезки.
Любители прогулок в Венсенском лесу оплакивают смерть двух уток-мандаринок. Птички, предвестницы весны, должно быть, отравились каким-то ядовитым веществом. Неужто в наши дни есть злонамеренные граждане, способные на хладнокровное убийство невинных лапчатоногих?
И забыв о посетительнице, Жозеф, пока вдохновение не покинуло его, принялся строчить в блокноте:
Демоническая утка клювом опрокинула флакон, и крысиный яд просыпался в канализационный люк, под которым в лужице дождевой воды плескались два голубка — Леонида и Сигизмунд. И вот…
— Пресвятая Глокеншпиль! — воскликнул он вдруг, выронив перо. — Об этом-то мы не подумали! Нужно срочно проверить!
Виктор между тем уже вернулся и, незаметно прокравшись через торговый зал, направлялся к подсобному помещению. Жозеф деловито поручил мадам де Флавиньоль присмотреть за хозяйством, чем немало ее озадачил, и бросился за Виктором.
— Парижская фондовая биржа отменяется, дорогой шурин! Завтра мы идем в Венсенский лес. Кэндзи будет метать громы и молнии, но я знаю, как его унять: мне поможет какое-нибудь сочинение месье Куртелина, найду у него предлог улизнуть так, чтобы гроза меня не накрыла.
— Жозеф, вы ставите меня в тупик. Какая связь между месье Куртелином и вашим намерением избежать праведного гнева Кэндзи?
— Вы не читали пьесу «Господа бюрократы»? Какое упущение, непременно прочтите. Это история клерка из Ведомства дарений и завещанного имущества, который вечно опаздывает на службу. Всякий раз ему приходится оправдываться перед начальством, и он рассказывает о том, что, дескать, потерял то зятя, то тетушку, то дядюшку, то мать, то отца, при этом сестрица у него по два раза в год выходит замуж и каждые три месяца рожает первенца. В итоге он якобы все время страшно занят то похоронами, то свадьбами, то крещением младенцев своих многочисленных родственников.
— И нечто подобное вы собираетесь поведать Кэндзи? Полагаете, этот бред его убедит? Кстати, а что мы будем делать в Венсенском лесу?
— Расследовать непреднамеренное убийство уток-мандаринок!
Суббота, 10 апреля
Виктор и Жозеф, сидя за столиком лицом к озеру Францисканцев, где флотилия рыбацких суденышек оборонялась от арендованных отдыхающими лодок, потягивали вермут с ликером из черной смородины и старались отделаться от воспоминаний о разговоре с Кэндзи. Искаженное яростью лицо японца так и стояло у обоих перед глазами. Нет, о том, что сегодня Виктор не появится в лавке, было условлено заранее, хотя суббота — самый удачный день для торговли. Но вот когда Жозеф заявил, что должен немедленно доставить Жоржу Куртелину набор почтовых открыток, прославляющих благородные деяния шевалье Баярда, чаша терпения месье Мори переполнилась…
